Любовь (Кнаусгорд) - страница 62

— Это что, блин, такое? — орала она. — Да как вы смеете?! В моем собственном доме! Даже не думайте указывать, что мне делать у себя дома!

— Письмо вежливое… — начал я.

— С тобой говорить вообще не буду! — заявила она. — Зови начальника!

— Что вы имеете в виду?

— Ты в семье никто. Тебя выгоняют курить на улицу. Торчишь во дворе как придурок, курам на смех. Думаешь, я тебя не видела? Давай мне ее.

Она сделала несколько шагов, намереваясь пройти мимо меня в квартиру. От нее несло перегаром. У меня колотилось сердце. Ярость — это единственное, чего я всерьез боюсь. Мне никогда не удается предотвратить слабость, которая тогда разливается по всему телу. Ноги ватные, руки ватные, голос дрожит. Но она не факт что заметит.

— Говорите со мной, — сказал я и шагнул ей навстречу.

— Нет! — заголосила она. — Я буду с ней говорить. Она письмо писала.

— Послушайте, — сказал я. — Вы включали очень громкую музыку посреди ночи. Мы не могли спать. Так делать нельзя. Вы сами понимаете.

— Ты не смеешь указывать, что мне делать.

— Возможно, но есть правила общежития, — сказал я. — Они касаются всех, кто живет в доме.

— Ты знаешь, сколько я плачу за квартиру? Пятнадцать тысяч в месяц!!! Я здесь живу восемь лет. Никто никогда не жаловался. Тут заявляетесь вы. Мелкие добропорядочные людишки. «Я ведь беременна».

На этих словах она скорчила рожу, изображая добропорядочность: сжала губы и покивала головой. Нечесаная, бледная, таращит глаза.

Она прожгла меня взглядом. Я опустил глаза. Она развернулась и пошла вниз.

Я закрыл дверь и повернулся к Линде. Она стояла в коридоре, привалившись к стенке.

— Да уж, решили вопрос, — сказал я.

— Ты о письме? — спросила Линда.

— Да. Теперь начнется.

— Хочешь сказать, что я виновата? Нет, это она съехала с катушек. Я здесь ни при чем.

— Успокойся, — сказал я. — Не хватало нам еще поссориться.

В квартире под нами завели музыку на такой же громкости, что и ночью. Линда посмотрела на меня.

— Пойдем пройдемся?

— Мне не близка мысль, что нас выживают из дома, — ответил я.

— Находиться тут все равно невозможно.

— Невозможно, да.

Пока мы одевались, музыка прекратилась. Возможно, ей самой было слишком громко. Но мы все равно пошли гулять, спустились в гавань у Нюбруплан, в черной воде отражались огни, медленно приближавшийся паром на Юргорден расталкивал носом слоистую шугу, затянувшую фарватер. «Драматен» на другой стороне дороги был похож на замок. Это одно из моих любимых зданий в городе. Не из-за красоты, потому что красотой оно не блещет, но из-за особой ауры, которая исходит от театра и его окрестностей. Возможно, все объяснялось просто: камень стен светлый, почти белый, а сами плоскости такие большие, что здание сияет даже в самые темные дождливые дни. Постоянно дующий с моря ветер, развевающий флаги у входа, усиливал ощущение открытого пространства, зато гнетущей монументальности, часто зданиям присущей, не было. Не похож ли он на невысокую гору у моря?