.
Тут ко мне подошел расстроенный полковник:
– Нет, ты видел? – кипел он, – даже похристосоваться не захотели!
– Да плюнь ты на них, может им на улице неудобно, спесь графская не позволяет. Поехали лучше домой, поздно уже, да и ночь сегодня ясная, а, значит будет холодно. Зайдем лучше ко мне, – предложил я, – тяпнем коньячку и на боковую.
Так и сделали. Только коньячку полковник влил в себя столько, что мне пришлось проводить его до квартиры и уложить в койку, сняв, естественно, шинель, китель и ботинки и накрыв пледом, чтобы не замерз.
Утром я проснулся от осторожного стука в дверь и услышал Катин голосок:
– Вставайте, Александр Палыч, завтрак готов.
Я умылся, причесался, сменил сорочку на чистую и вышел к завтраку. На столе стояла тарелка с крашеными яйцами, творожная пасха и красивый кулич. У плиты суетилась Катя, переворачивая на сковородке что-то аппетитно скворчащее и явно мясное.
– Садитесь, Александр Палыч, все сама приготовила и кулич испекла, носила его в церковь и батюшка освятил.
– Да ты садись, покушай со мной, – меня тронула Катина забота, – давай в честь светлого праздника по рюмочке мадеры!
Катя отставила сковородку с телячьими отбивными, сняла фартук, поставила лафитнички на стол, я же тем временем достал бутылку крымской мадеры (любят крестьяне в этом времени мадеру, вот и Гриша Распутин, который через 10 лет появится на горизонте[46], ее очень даже уважал). Я разлил вино, подал Кате лафитничек и сказал «Христос воскресе, Катюша» и она ответила «Воистину воскресе, Александр Палыч», потом я расцеловал ее в сладкие, пахнущие мадерой мягкие податливые губы. Катя покраснела и, потупившись, села на стул.
– Вкусное вино мадера, – сказала она через некоторое время, – как церковный кагор, только вкуснее.
Мы поели, потом еще выпили и еще целовались, потом я поднял ее на руки и отнес в спальню.
– Только штору закройте, Александр Палыч, – попросила Катя. Она не могла заниматься сексом при свете, стеснялась, а в темноте была очень даже раскована и изобретательна.
– Катя, сколько раз я просил называть меня по имени, – сказал я, раздеваясь (Катя уже успела расстегнуть все свои многочисленные крючочки и пуговки и юркнула под одеяло), – ну какой я тебе Александр Палыч, я же всего на три года старше тебя.
– Ну как же, протянула, высунувшись из-под одеяла, Катя, – вы же ба-а-рин…
Потом, насытившись друг другом, мы лежали в блаженной истоме, Катя положила голову на плечо и осторожно гладила меня кончиками пальцев. Я снимал перчатки, хотя первый раз, чтобы не пугать девушку, оставил их на руках, но Катя сама настояла, чтобы я их снял и как-то принесла небольшой горшочек, завязанный чистой тряпицей, сказав, что это целебная мазь, которую готовит из трав ее дед. Я хотел было отказаться (мало ли что дедушка туда кладет, может навоз, а может жир тухлый какой), но, когда понюхал, понял, что основная составляющая – это мед, травы и, возможно какой-то прополис или хвойное масло, а может и то и другое. В общем, пахло приятно, и Катя, после наших любовных игрищ, намазывала мне руки этой смесью и одевала на намазанные мазью кисти рук белые холщовые варежки. И что интересно, через десяток таких аппликаций