© Андрей Чернов, перевод, комментарий, статьи, 2020
© С. Л. Николаев, статьи, 2003
© И. О. Шайтанов, статья, 2003
Англия заново открывала Шекспира на исходе XVII столетья после революционной смуты, гражданской войны, диктатуры Кромвеля и восемнадцатилетнего (1642–1660) запрета театров.
Связь времен и впрямь распалась. При всех своих новейших открытиях шекспироведение, угождая традиции, три с половиной века повторяет ошибки, некогда сделанные провинциальными новичками английской сцены. Ни один из них не видел постановок в шекспировском «Глобусе» и восстанавливал логику драматического действа по лишенным авторских ремарок изданиям.
«Переводчик в прозе раб, а в стихах соперник», — обронил Василий Жуковский. Русский переводчик «Гамлета» обречен на двойное соперничанье — с автором оригинала и переводческой традицией. Но даже если ты сам осознаёшь, что вскарабкался на плечи гигантов, знакомый театровед все равно поинтересуется: «А что, Пастернак уже не устраивает?»
Осенью 1998 г. в Опалихе на даче у режиссера Галины Дубовской меня представили Питеру Штайну, только что отыгравшему московскую премьеру своего «Гамлета». В программке черным по белому было написано:
«Мы поставили “Гамлета” в скромных русских переводах».
Штайн не знал ни русского языка, ни русской переводческой традиции, и столь высокомерное заявление можно было принять за оскорбление. Но, видимо, у немцев тоже принято махать кулаками после драки, и меня попросили почитать из моего перевода. Потом я спросил у Штайна, что он имел в виду, когда устраивал окрошку из текстов Пастернака, Лозинского и фрагментов, специально заказанных кому-то из околотеатральной публики. Он ответил, что он никак не мог добиться от актеров того звука, который есть и в оригинале, и в немецких переводах.
Переводы редко живут на сцене по полвека, ведь язык, как и стрелки часов, все время незримо смещается. И переводчиком становится тот, кто раньше других заметит, что часы отстали.