Часы в углу комнаты пробили час громким гулким ударом. Мистер Крейвен вздрогнул и протер глаза.
— Э, что это? Какую еду мы едим? — Он ошеломленно огляделся. — О! Кто ты? — продолжал он, пристально глядя на Лавдей. — Что ты здесь делаешь? Где Нина? Где Гарри?
Лавдей объяснила, и постепенно память, казалось, вернулась к нему.
— Ах, да, да. Помню. Вы пришли, чтобы помочь мне с моей замечательной работой. Вы обещали, знаете ли, помочь мне выбраться из той дыры, в которую я попал. Вспоминаю, мне говорили, что вы работали с учеными в сравнительной филологии. Теперь, мисс… мисс, я забыл ваше имя. Расскажите мне немного о том, что вы знаете об элементарных звуках речи, которые являются общими для всех языков. И насколько бы вы уменьшили эти элементарные звуки — до шести, восьми, девяти? Нет, мы не будем обсуждать этот вопрос здесь, чашки и блюдца отвлекают меня. Заходите в мое логово в другом конце дома. Там тихо.
И совершенно игнорируя тот факт, что он еще не ел, встал из-за стола, схватил Лавдей за запястье и повел ее по длинному коридору, ведущему через южное крыло к его кабинету.
Но, придя в кабинет, он снова растерял всю свою энергию.
Усадил Лавдей в удобное кресло за письменный стол, посоветовался насчет ее вкуса, касающегося ручек, положил перед ней пустой лист. Затем уселся в кресло, спиной к свету, словно собирался диктовать ей трактаты.
Громким, отчетливым голосом он повторил название своего научного труда работы, затем его подраздел, потом номер и заголовок главы, которая в настоящее время привлекала его внимание. И приложил ладонь к голове.
— Эти элементарные звуки, являются моим камнем преткновения. Я бьюсь над тем, как можно получить представление о звуке агонии, который отчасти не является звуком ужаса? Или о звуке удивления, в котором нет ни звука радости, ни печали?
На этом его энергии была истрачена, и, хотя Лавдей просидела в этом кабинете с раннего утра и до тех пор, пока дневной свет не начал исчезать, ею не было написано и десяти предложений.
Прошло два дня пребывания мисс Лавдей в Тройт Хилле.
Вечером первого из этих дней детектив Гриффитс получил через надежного мальчика почтальона следующую краткую записку от нее:
«Я узнала, что Хейлз был должен Сэнди сто фунтов, которые тот занимал у него в разное время.
Не знаю, сочтете ли вы этот факт сколько-нибудь важным.
Л. Б.»
Гриффитс безучастно повторил последнее предложение.
— Вот если бы Гарри Крейвена можно было допросить, для меня сейчас это дело первостепенной важности, — пробормотал он. И всю оставшуюся часть этого дня г-н Гриффитс занимался своей работой в возмущенном состоянии духа, сомневаясь по поводу своей теории относительно вины Гарри Крейвена.