Но нелегко пробуждалась Россия. Из 70 городов только 11 приняли новые уложения. Остальные ответили, что выбрать в бурмистры им некого, а некоторые еще и добавили, что довольны своими "правдивыми" воеводами.
Но и Петр от своего не отступился — взял и сделал городское самоуправление обязательным. Теперь в Бурмистрову палату, как в кассу, будут поступать налоги с российских городов. Отсюда их легко брать и использовать по его, Петрову, усмотрению, в основном на подготовку к войне.
Он вообще слыл правителем, который раз что задумает, то непременно и сделает — не пожалеет ни сил, ни средств, ни даже жизней. Поэтому любое сопротивление ломал сурово и непреклонно, как просек в чащобе прокладывал. Да еще и приговаривал: "Хотя что добро и надобно, а новое дело, то наши люди без принуждения не сделают". И принуждал, да так, что кости трещали. Это знал Прокофий Богданович, При постройке гавани Таганрога для своего черноморского флота царь десятки тысяч людей положил, но построил.
* * *
Не мог не видеть Прокофий Богданович, что нововведения Петра с первых же дней раскололи Россию пополам. Одни считали его деяния великим злом, а другие — великим благом.
Многие русские люди (и не только из окружения Петра, которых он протащил за собой по загранице, но даже из простонародья) понимали, что обновление России нельзя было отдать постепенной и размеренной работе времени: слишком много его уже было упущено. Поэтому обновление нужно толкать вперед натужно, что есть силы. И такие усилия Петра встречали у них поддержку.
Но доходило до Прокофия Богдановича и другое: необычайное, можно сказать, враждебное сопротивление Петровым нововведениям. Каскад реформ, обрушившихся на Россию, ошеломил современников, привыкших к размеренной, тихой жизни, к кичливому самодовольству — у нас-де порядки от Бога, отцами и дедами освящены. И хотя из каждой прорехи проглядывали отсталость и разгильдяйство, а в теремах, не таясь, хвастали друг перед другом всем привозным, заграничным, которое явнобылосделанолучше, чем свое, домашнее, менять жизненный уклад не хотели — на наш век, мол, хватит.
Поэтому и сопротивление реформам было скрытым. Их взахлеб хвалили вслух, так чтобы мог услышать царь, а потом просто не выполняли. Отсюда облик Петровых реформ — это быстрое, почти молниеносное решение и медленное, на замот, исполнение. Как выразился один из современников Прокофия Богдановича: "Трудится великий монарх, да ничего не успевает, помощников у него мало; он на гору сам-десять тянет, а под гору миллионы тянут: как же его дело скоро будет?"