Что ж, и такое бывает на переговорах.
* * *
Подписал наконец договор Прокофий Богданович. Как гора с плеч, как наваждение, долгими месяцами сверлившее мозг, тревогами иссушавшее душу. Все, теперь пусть Москва судит его.
Но как ни рвался домой Возницын, спешить с очъездом не стал. Разве только что, сняв опостылевшие шатры, перебрался в Петервардейн. И на то были свои причины.
16 января в Карловицах ожидалось подписание остальных соглашений. Прокофий Богданович "послал своих людей для присмотрения" и все хорошо разведал. Прошло оно без каких-либо инцидентов, если не считать, что венецианский посол не стал подписывать свои соглашения, так как полномочий не имел и все еще ждал курьера из Венеции.
Но вот интересное дело. Прелиминарный, то есть предварительный, договор между Турцией и Венецией все же 6ыл подписан в этот день турецким и… австрийским послами. При том понимании, что в месячный срок Венецианская республика подтвердит этот договор, если, разумеется, согласится на содержащиеся в нем условия, и тогда передаст через посредников свой подписанный текст туркам*. А это значит спешат, очень спешат австрийцы обезопасить тыл для войны в Европе.
В общем, худо ли, бедно — подписали договоры. Грянула ружейная и пушечная пальба.
"С обеих сторон солдаты и яньсчары выстрелили по трижды, а зачинали турския пехоти, и в Петр-Вирадыне и в Белгороде из пушек стреляли".
Затем у лорда Пэджета банкет состоялся. Прокофий Богданович тоже был приглашен, но отказался: "Премногу благодарен… только я отнюдь притти за болезнью своею туди не могу". И хотя отговорка была чисто дипломатической — не хотел Возницын, чтобы за столом вновь поднялись давние распри о рассадке, — он и вправду чувствовал себя неважно. Даже в Москву жаловался на болезнь.
Но через людей своих внимательно следил за тем, что происходило на том банкете. Турки и цесарцы приехали на лошадях, записал он в своем дневнике, а поляки и голландцы пришли пешком. Расселись. Потом как бы внезапно появился венецианский посол и молвил: видит он, что день сей торжественный и веселый — даст Бог, и они, венецианцы, того же дождутся, когда мирный договор учинят. А Реис-Эффенди на это ехидно заметил: "Не надобно становить, уже постановлен".
* * *
Теперь настала пора наносить прощальные визиты. У всех побывал Прокофий Богданович, никого не забыл даже петервардейнского губернатора. Больше всех доволен был встречей Рудзини — отвел-таки душу, изливая досаду на цесарцев. Имея союз, двух дней не могли подождать, после стольких трудов одних в войне оставили. "Сей мир, — негодовал кавалер, мочно назвать блазнию, а не прямым делом, и не угаснет сие непостоянство в тысячу лет; многие хроники о сем написаны будут".