Я отхожу к окну и прижимаюсь лбом к холодному стеклу, пытаясь осмыслить информацию. У меня есть сын. Надо вернуться, надо сказать ему! Я делаю глубокий прерывистый вдох. Теперь все будет по-другому.
Потом я вдруг понимаю, почему мать находится здесь. Она сидит с совершенно отсутствующим видом, как будто внутри у нее что-то выключилось. Спина прямая, глаза открыты, в них пустота. Правая рука обвисла, по юбке расползается пятно… Черт!
– Мам, с тобой все в порядке?
Губы движутся, однако рот не издает ни малейшего звука, только слюна течет с подбородка. Черт, черт!.. Возле кровати висит шнур тревожной кнопки, я ожесточенно дергаю за него и выбегаю в коридор, зовя на помощь. Навстречу мне уже спешит женщина в зеленой униформе сиделки.
– Что случилось, милая?
– Моя мать, с ней что-то не так!
– Ох, божечки, Роузи! Идемте, милая, идемте.
Откуда ни возьмись к ней присоединяются еще двое; они поднимают болезненно тонкие ноги матери на кровать, щупают пульс.
– Ее таблетки! – командует кто-то.
От меня толку никакого. Я ничего не знаю ни о диагнозе матери, ни о ее лекарствах. Она мне практически чужая, мне странно здесь присутствовать, видеть ее в таком состоянии. Я с тоской ломаю руки – неужели все случится прямо сейчас?!
Одна из сиделок, подойдя, ласково кладет ладонь мне на плечо.
– Не волнуйтесь, дорогая. Знаю, выглядит страшновато, но мы к такому привыкли.
– С ней это уже было?
– Сейчас припадки происходят чаще. Для пожилых пациентов трудно подобрать дозу препаратов от эпилепсии, обычно приходится учитывать еще целую кучу лекарств.
– У нее эпилепсия? – Ирония судьбы – мои таблетки от тревожности, прегабалин, также используют для лечения этой болезни.
Сиделка недоуменно на меня смотрит. Да, конечно, как дочь, я должна была знать диагноз матери.
– Боюсь, в таком возрасте она довольна распространена. Стареть паршиво, да? – усмехается сиделка.
Это она в мой адрес? Я себя старой не считаю. В определенном смысле моя жизнь так долго была поставлена на паузу, что я по-прежнему чувствую себя на двадцать с небольшим, словно после анабиоза.
– С ней все будет в порядке? – киваю я в сторону кровати. Мать лежит без движения, одна из сиделок стягивает с нее мокрые колготки.
– Да, дорогая, но нам придется отвезти ее в больницу, проверить состояние. Боюсь, придется подождать – «скорые» сюда не особо торопятся. – Сиделка сочувственно улыбается. – Почему бы вам не погулять пока в парке? Денек сегодня отличный, – добавляет она, кивая на раздвижную дверь во дворик.
У меня возникает ощущение, что я им мешаю. Ладно, мне же лучше. Я нисколько не чувствую себя обязанной остаться здесь, с матерью. Она всегда меня ненавидела, и я не стану притворяться. Пусть гниет здесь со своими припадками, шпыняя других обитателей пансиона и постепенно все больше и больше теряя разум. Пусть теперь ее бог о ней заботится.