– Само собой. Ничего не произойдет без вашего ведома. Вы же центральная фигура происходящего!
Это была невинная ложь. Никто в киностудии не воспринимал Хамзу Халида как центральную или хотя бы важную фигуру. Он продал им права на экранизацию своей истории – и потерял для них всякое значение. Более того, было бы лучше, если б он вообще держался подальше. Так же обстояло с авторами, чьи книги брались экранизировать киностудии: они жаловались на малейшие изменения, вечно пытались что-то изменить и действовали всем на нервы. Хотелось, чтобы они просто угомонились и никуда не лезли. Но, как правило, их не так-то просто было утихомирить или даже припугнуть. Однако в случае с этим напуганным, живущим на грани нервного срыва беженцем все обстояло иначе. До него вообще никому не будет дела. Джонас подозревал, что он, вероятно, был единственным, кто из жалости по-прежнему с ним считался. Он же предвидел, что Хамза прицепится к нему клещом. И если все это выльется в горькое разочарование, Джонас станет свидетелем настоящей драмы.
Он отмахнулся от этой мысли. Еще рано судить, все слишком неопределенно. Пока бессмысленно раздумывать над возможным развитием событий.
Слова о центральной фигуре несколько приободрили Хамзу, в глазах появилась слабая надежда. Он допил кофе, снова торопливо огляделся и произнес:
– Я рад, что мы увиделись.
– Да, я тоже, – ответил Джонас.
Он подозвал официантку, расплатился за себя и за Хамзу и пообещал, вставая из-за стола:
– Я с вами свяжусь.
Хамза тоже поднялся. Джонас заметил, что он может стоять только ссутулившись. Ему невольно подумалось о перенесенных иракцем пытках. Тот мир был так далек от его собственного, невообразимый и непонятный… На мгновение ему стало совестно.
На улице они распрощались. День стоял пасмурный, но в воздухе чувствовалось тепло. Джонас посмотрел вслед медленно ковыляющему Хамзе.
И направился к своей машине.
Еще две встречи. А после можно ехать домой и, собственно, приняться за работу: писать сценарий.
Стелла и Сэмми вошли в дом. Сэмми без удержу болтал в машине; не умолкал он и теперь, взгромоздившись на свой высокий стульчик перед кухонной стойкой. Стелла забрала его из детской группы – сегодня утром кого-то из ребят поздравляли с днем рождения. Это лишний раз напомнило Сэмми о собственном дне рождения – если об этом вообще требовалось напоминать. В пятницу намечалась грандиозная вечеринка, и он с нетерпением ждал этого дня. Уже в сотый раз перечислял, что ему хотелось получить в подарок, и выдумывал самые невероятные игры к вечеринке. Приятно было видеть его таким, полным предвкушения, энергичным и богатым на выдумки. Сэмми мог бы поесть и в детской группе, но Стелла часто забирала его, особенно в те дни, когда Джонаса не было дома. Какой смысл сидеть одной и без всякой охоты возить ложкой по йогурту? Уж лучше пообедать с сыном, порадоваться, глядя на него. На сегодня была картошка фри с куриными наггетсами, его излюбленная еда. Выкладывая на противень замороженный картофель, Стелла вполуха слушала болтовню Сэмми. Но мысли ее были заняты будущим. Она не работала с тех пор, как появился в их жизни Сэмми, но в сентябре он пойдет в школу, и это будет подходящий момент, чтобы вновь наладить собственную жизнь. Ей не хотелось вечно сидеть дома, однако она понимала, что возвращение в профессию будет непростым. Стелла была продюсером в киностудии. Она уже истосковалась по работе, но не строила иллюзий по поводу карьеры и семейной жизни. Не всегда удавалось гармонично их сочетать. Работа на неполный день превосходно выглядела на бумаге, но на практике выходило не так гладко. С другой стороны, Джонас подолгу работал дома. Если все тщательно планировать и всякий раз заблаговременно договариваться…