Мадди охватило волнение. Не в силах усидеть на месте, она вскочила на ноги. Герцог хотел встретиться с ней? Она ожидала чего угодно, но только не этого.
Наконец, овладев собой, Мадди сказала:
– Зачем мне видеться с ним? После того, как он поступил с моей матерью столь жестоко…
– Успокойся, Мадлен, – перебил граф. – Нельзя винить его за то, что он проявляет интерес к своей внучке, о которой ничего не знает. По правде говоря, я позвал тебя сюда именно по этой причине. Он просил меня передать тебе приглашение. Хочет, чтобы ты приехала к нему на чай сегодня пополудни.
* * *
Мадди следовала за лакеем в белом парике и алой ливрее по парадной лестнице дома герцога Хутона. Их шаги разносились гулким эхом по просторному вестибюлю. В отличие от вчерашнего вечера, сегодня этот дом казался пустынным. В канделябрах торчали огарки свечей, а золоченые ленты, вчера украшавшие балюстраду, исчезли.
Граф Гилмор хотел сопровождать ее на встречу с герцогом. И был очень настойчив. Но Мадди проявила еще большую настойчивость и отправилась на встречу одна. Она не хотела подчиняться свекру. Тем более что он склонял ее к примирению с герцогом…
Несколько минут спустя, шурша своей зеленой юбкой, она уже следовала за слугой по длинному пышно убранному коридору. Правильно ли она поступила, что снова пришла в этот дом?
Было очень соблазнительно отклонить приглашение. Она ничем не была обязана герцогу Хутону. Да, конечно, они являлись родственниками, но их совершенно ничего не связывало. Однако же…
Ей вдруг пришло в голову, что вчера было сказано далеко не все. Сегодня же она все расставит по своим местам. Потому и решила приехать.
Лакей отступил в сторону и, поклонившись, доложил:
– Леди Роули, ваша светлость.
Когда слуга удалился, Мадди вошла в просторную утреннюю столовую, убранную в цвета осени – золотистый и красный. Из высоких окон лился свет полуденного солнца. Картины на стенах изображали сцены охоты. То там, то здесь стояли фигурки фарфоровых собачек.
Сегодня герцог Хутон сидел не в инвалидном кресле, а на кушетке у камина. Несмотря на идущее от огня тепло, поверх его коленей лежал плед. Чуть подавшись вперед, он прищурил глаза – как будто плохо видел и хотел рассмотреть гостью получше.
Тут взгляд Мадди упал на портрет над мраморной каминной полкой – и она замерла, словно оцепенела. На картине была изображена молодая женщина в старомодном белом платье с розовыми лентами и ниткой жемчуга на шее. Ее белокурые волосы были подняты вверх кудрявой копной. И она, Мадди, прекрасно знала эту женщину. Сердце ее подпрыгнуло в груди, и она беззвучно, одними губами, прошептала слово «мама».