Напряжение за столом сгущалось. Явно раздраженный ее болтовней, граф Гилмор стиснул зубы. Его, как и остальных, несомненно оскорблял тот факт, что она называла лакея «сэром», а дворецкого «мистером». Разумеется, никто, кроме, пожалуй, Нейта, не догадывался о том, что она делала это нарочно. Долгие годы Герти развлекала ее рассказами о своей службе в аристократическом доме, говорила и о том, как следовало обращаться к персоналу.
– Нам нужно Дэвида благодарить за то, что нанял французского шеф-повара, – заметила леди София, глядя на Мадди с высокомерием. – У моего покойного мужа был безупречный вкус во всем.
Лорд Гилмор улыбнулся Софии, и его холодные глаза потеплели.
– Да, это правда. Дэвид имел талант во многих областях – начиная от завязывания дружеских отношений с политиками и кончая ведением дел с арендаторами в моем поместье. Нам его очень не хватает.
Граф устремил взгляд на портрет над камином, и его лицо омрачила тень горечи.
Проследив за его печальным взглядом, Мадди увидела портрет красивого молодого джентльмена в красном сюртуке и черных бриджах; он стоял рядом с гнедой лошадью с уздечкой в руках, обтянутых перчатками. Среднего телосложения, с темно-каштановыми волосами он своим благородным обликом удивительно походил на Гилмора.
И тут ее осенило: это, вероятно, был старший сын графа. Брат Нейтана Дэвид. Мадди невольно вздохнула. Улыбающийся молодой человек на картине выглядел таким энергичным, таким жизнерадостным…
Но как же он умер? Нейтан ни разу не обмолвился об этом. И не рассказал ей о причине своей ненависти к отцу, хотя у нее уже начало складываться впечатление, что это каким-то образом было связано с его старшим братом. Впрочем, она еще очень многого не знала…
Мадди не хотелось пробуждать болезненные воспоминания, но любопытство взяло вверх.
– Твой отец только что смотрел на портрет над камином, – обратилась она к мужу громким театральным шепотом. – Это твой брат Дэвид?
Нейтан бросил взгляд на картину, но тут же отвел глаза и сделал глоток вина. Он был явно взволнован.
– Да, это Дэвид.
– Он был настоящий красавчик, – добавила Мадди с искренним сочувствием. – Мне очень жаль. Соболезную о твоей потере. У меня никогда не было ни братьев, ни сестер, так что не могу представить, что ты… что все вы чувствуете.
Никто ей не ответил. В столовой воцарилось гробовое молчание, нарушаемое лишь тихим звоном серебряных столовых приборов. Все уткнулись в свои тарелки. Мадди откусила крохотный кусочек рыбы, но даже не ощутила ее вкуса.
Всех, казалось, поглотила трясина уныния. Очевидно, никто не желал говорить о покойном наследнике. «Мне лучше помолчать? – спрашивала себя Мадди. – Или сказать еще что-нибудь?»