Менялась и сама природа султанской власти. Если раньше султаны были в первую очередь харизматичными военными предводителями, ведущими армию правоверных в бой, то теперь они превратились в самовластных чиновников, склонных проводить время в столичных дворцах, в обществе жен и наложниц из гарема, а также многочисленных фаворитов и прихлебателей. В XIV–XV веках будущие султаны несли службу в окраинных гарнизонах, изучали военное дело и обучались гражданскому управлению, но теперь принцы фактически никак не готовились к управлению страной и становились легкой жертвой манипуляций своих приближенных. Влияние матерей, жен и наложниц султанов, а также их многочисленных фаворитов на принцев и султанов усиливалось с каждым годом. Решающей же силой в дворцовых интригах империи стал, разумеется, корпус янычар, которые периодически смещали неугодных им султанов, визирей и чиновников, заменяя их теми, кто устраивал армию, – сохранял ее привилегии, не слишком часто отправлял в дальние походы и исправно платил жалованье. Естественно, янычары доставляли всё больше и больше неудобств каждому новому султану своими бунтами, интригами и непомерными амбициями. Султан Осман II (годы правления: 1618–1622) стал первым правителем Порты, который задумал реформировать армию, заменив строптивых янычар рекрутированными с территории Анатолии мушкетерами, но кончилась эта затея для него очень плохо: янычары, узнав о замысле, подняли бунт, возвели на трон нового султана (которого вскоре тоже сместили), а Османа удавили. Янычары понимали, что любая реформа армии, в рамках которой корпус будет заменен другими военными формированиями, лишит их всех столь ревностно оберегаемых ими привилегий, вытекающих из, как бы парадоксально это ни звучало, их формально рабского положения. Кроме того, янычары фактически не имели никаких навыков кроме знания военного дела, и расформирование корпуса сказалось бы на их материальном положении катастрофически.
Поскольку корпус янычар, изначально являвшийся гораздо более передовой армией, нежели европейские, стремительно разлагался, а его методы ведения войны устаревали, с начала XVIII века Османская империя начала нести всё больше и больше военных поражений, теряя территории. Европейские державы, а также Россия, армию которой Петр I перевооружил по европейскому образцу, усиливали свои конкурентные преимущества над архаичной и раздираемой восстаниями и кризисами Турцией. Немаловажную роль в потере Портой своих территорий сыграла и национальная политика османов: огромные поборы, притеснения немусульманского (говоря шире, несуннитского) населения страны, а также жестокое подавление любого недовольства усиливали сепаратистские тенденции на периферии империи. В течение XVIII века Россия под предлогом освобождения «братских» православных народов и защиты южных границ захватывала османские владения в Крыму, Приазовье, Правобережной Украине и на Кавказе, а Австрия вместе с Речью Посполитой начали теснить турок с Балкан. В начале XIX века на османские владения нацелилась и Франция, поскольку Наполеон горел желанием, присоединив ее территории, проникнуть в Индию. Ситуация не могла не пугать османских правителей, и голоса критиков корпуса янычар звучали всё громче. По совету французского перебежчика Александра де Бонневаля, осевшего в Османской империи и написавшего множество трактатов о военном деле, в 1734 году в Стамбуле была открыта артиллерийская академия и проведена реорганизация артиллерии. Но вскоре школу закрыли под давлением духовенства и янычар. Вместе с янычарами духовенство, имевшее (и не бескорыстно) крайне консервативные взгляды на то, как должна развиваться Османская империя, последовательно выступало против каких-либо прогрессивных реформ, особенно в сфере образования и военного дела. Если для янычар статус-кво был залогом сохранения многочисленных привилегий и власти, то для духовенства сопротивление реформам было необходимым условием сохранения роли «властителей над умами». Священнослужители крайне болезненно реагировали на любые прогрессивные веяния в этой сфере, боясь потерять свое монопольное положение. В то же время для реформ как армии, так и государства в целом требовались люди с «нетрадиционным» образованием (под которым в то время уже подразумевалось исключительно европейское), которого духовенство дать никак не могло.