Вначале его голос звучал сердито, но постепенно смягчился. Лестер говорил от чистого сердца. Нет, он на меня не давил. Не спорил. А просто спрашивал. И что-то мне подсказало, что мой ответ он выслушает. Так что я сделала три шага в его сторону и ответила, безуспешно пытаясь говорить размеренно и четко:
– Потому что ты мне не отец. Потому что даже мой отец – отец мне далеко не всегда.
После этих слов Лестер недоуменно моргнул, но больше не спорил. По-моему, нас обоих слегка удивило, что я высказала все это вслух. Но, знаете ли, правда, как правило, приносит гораздо больше пользы, если осмеливаешься высказывать ее вслух, даже если эта правда неприятная. А может, вообще особенно полезно, если она неприятная. – Потому что когда-то у меня была мама, и были две сестры, а теперь у меня их нет. Я их потеряла. И оставила их в прошлом. А теперь я обязана за них бороться. Просто обязана. Потому что они боролись бы за меня. Не знаю – может, я уже окончательно опоздала, но я знаю, точно знаю, что никогда себя не прощу, если не попробую успеть.
Лестер покачал головой, глядя на меня. Потер лоб. Пять-шесть секунд постоял, зажмурившись, а потом опустил голову, раскрыл глаза, посмотрел на меня из-под насупленных бровей:
– И ты правда умеешь водить эту колымагу?
Я пожала плечами:
– Как минимум не хуже Родео.
Он снова покачал головой.
– Господи ты боже мой, – и махнул мне: – Ладно, иди, и побыстрее.
Потом наклонился, взял с обочины пригоршню грязи, размазал по своей аккуратной белоснежной футболке.
– Ты это зачем? – спросила я.
– Улики. Это я пытался тебя остановить, а Сальвадор меня толкнул, и я упал на землю, – сказал он.
– Все было не так, – возразила я. – Да, ты пытался нас остановить, но толкнула тебя я.
Лестер криво ухмыльнулся:
– Лады. Как хочешь. Дуй. Пока я не передумал.
И я дунула – то есть побежала.
Влезла на капот автобуса, с капота на Чердак, бегом к люку. Подняла люк, спустилась по веревочной лестнице.
Сальвадор от меня не отставал. Когда он с диким грохотом плюхнулся рядом со мной, перескочив через две нижние ступеньки, я сказала: – Знаешь, мог бы просто подождать, и я впустила бы тебя через дверь. – Он глубокомысленно кивнул и сказал: – А-а. Ну да. Так было бы сподручнее. – Ну не идиоты ли эти мальчишки?
Я показала на нарисованное небо над нами и люк посреди неба.
– Вниз сквозь облака, – сказала я, и Сальвадор кивнул.
Айван, лежавший на моей кровати, просто поднял на нас глаза и зевнул.
Зато Глэдис нам обрадовалась. Мемекнула, отбила чечетку, топоча копытами, закружилась на месте. Погладив ее, я поскорее прошла к помидорным кустам, подвинула горшки в сторону, сняла с полки свой любимый горшок, с нарисованными перьями. Прижала его к груди. Потом взялась за стебель там, где он был толще всего, и потянула, самую чуточку проворачивая куст и вращая горшок, пока вся начинка горшка не вывалилась: куст и его корни потащили за собой землю, получился большой неровный ком в форме горшка.