«Честь для Зеленых Скорпионов не пустое слово».
Ага. И она еще здесь.
Я вздохнул. Память вырвала какие-то обрывки с уроков по выживанию. Что-то там про спазмы желудка. Это про еду или воду? Вот не помню, хоть убей.
Мне бы вспомнить, как меня зовут. Вот дочку точно помню.
Я осторожно приподнял мешковатую флягу, приложил к губам, чуть поднял. Прохладная жидкость с землистым привкусом хлынула в рот, и я, сделав неимоверное усилие, убрал флягу ото рта. Весь организм вспыхнул буйной сиреной: «ГЛОТАЙ! ПЕЙ! ГЛОТАЙ!»
Я выдержал. Прополоскал водой рот, воспаленный язык благодарно купался в ней спустя два дня засухи. Собрав всю грязь и песок, я… выплюнул ее на землю.
– Вот же ноль смердящий! Он издевается.
– Тихо, Торбун, мы же не в пустыне. Воды хватит.
– Старый, что мы с ним телимся?
Первые крохи жидкости, впитавшиеся через язык, прояснили голову. Я пригубил снова и сделал три мелких глотка. Организм, до этого трубивший во все барабаны, понял, что моя воля сильнее, и безропотно принимал ту дозу, что я определил.
Как же хорошо. Твою-то мать, я никогда еще в жизни не пил с таким удовольствием. Эта вода казалась самой вкусной, что я пробовал.
Сделав несколько глотков, я снова взял паузу. Появились силы.
– А-а-а… – со стоном и криком я, толкаясь локтем, а потом и ладонью, натянул измученные мышцы, и сел.
Я сидел!
– Кого он вызвал на поединок?
Знахарь задал вопрос, но в ответ возникла пауза. Я плеснул из фляги в грязную ладонь, растер воду, пытаясь сделать почище. Налив еще немного, я попытался промыть глаза.
– Я пойду! Пальцем перешибу.
– А с чего это ты, я же топор метнул!
– И промахнулся. Попытку сделал.
– Их тут двое было, Троргал и Кроммал, – пояснил десятник.
Я поднял голову, оглядывая лица огромных и суровых воинов. Троргал и Кроммал хищно улыбались, их глаза прямо горели желанием перерубить тощего нуля.
Кроммал так и не отпустил копье. Он упер его древком в землю, одну руку положил на бок, и стоял, выпятив грудь. Троргал, прищурив глаза, попробовал на остроту лезвие топора и кивнул мне. Типа, все готово для тебя.
– Дерьмо нулячье, долго молчать будешь?
Я перевел взгляд на десятника. Он нервно дернул мечом, и глядя на меня с презрением, сплюнул мне под ноги. Вся эта суета с «дерьмом нулячьим» явно казалась ему лишней тратой времени.
Вокруг горела и грабилась деревня, кричали люди, и там воины Торбуна давно уже без присмотра. А он тут, нянчится с каким-то задохликом, вдруг нашедшим в себе наглость умереть красиво.
Лысый зарычал от злости и, глянув на небо, резко приложил ко лбу два пальца и отмахнул их вниз. Это у них наверняка жест какой-то священный. Или охранный.