Завещание профессора Яворского (Ростовцев) - страница 86

- Нет. В тот момент в его руке ножа не было.

Валентин отвел глаза: по существу, Павел расписался под своим приговором. И он - Валентин - подвел его к этому. Называется, помог товарищу! Но вместе с тем он был рад, что услышал такой ответ, что не ошибся в Павле. Зато последующие откровения товарища неприятно удивили Валентина:

- Я ударил его потому, что он нахамил мне: схватил за рубашку, обругал, плюнул в лицо... Да, он был пьян, но прости - я не испытываю сострадания к пьяным. Я ударил его так, чтобы он знал, чем платят за хамство. Какой-то мальчишка... Впрочем, о мертвых плохо не говорят. Мне жаль, что так получилось, и я готов отвечать. Но признаюсь: совесть не мучает меня. Я не хотел его увечить, но желание поколотить его возникало у меня не раз. Я уже говорил, что мы жили по соседству. Одно время, когда Иван Прокофьевич - его отец, болел, я захаживал к ним в дом, помогал Ивану Прокофьевичу чем мог - в основном болтовней, которую мы - медики называем психотерапией. Уже тогда Толик задирался со мной, дерзил... Причины? Я их не видел. Возможно, его обижало, что я обрывал его попытки вмешиваться в наши с Иваном Прокофьевичем разговоры. А возможно, ревновал меня к Тамаре, с которой у меня тогда - и это самое смешное - ничего не было. У него вообще была дурная манера совать свой нос в чужие дела. Помнишь Клару? После того, как мы познакомились, она пару раз была у меня. Ее экстравагантность тебе известна. Как-то ей взбрело в голову съехать вниз по лестничным перилам. Увидела, как съехал Толик, и туда же. Едва не свалилась. Я догнал ее, стащил с перил. Она укусила меня за руку. Я разозлился и отшлепал ее. Она стала визжать. Подлетел Толик, заорал: "Как смеешь бить женщину! Негодяй!" и все такое прочее. Удивляюсь, как я сдержался тогда... Потом очередь дошла до Ларисы: он и ее мне приплел - у парня было больное воображение... Ерунда какая! С Лялькой у меня ничего не было и быть не могло, я не сумасшедший. Правда, года три назад она вбила себе в голову, что влюблена в меня. Знаешь, когда семнадцатилетняя девчонка вбивает себе в голову такое, ее не вразумишь, не обуздаешь. Я решил на время перевестись в сельскую больницу. Откровенно говоря, это была не единственная причина моего отъезда, но она сыграла свою роль. И правильно сделал: Ляля сравнительно легко перенесла эту неизбежную в таком возрасте болезнь. Со временем у нее появились новые, но уже не столь безудержные увлечения: Донат, тот же Толик, а наши отношения пришли в норму. Но знаешь, что сказал мне Толик, когда я вернулся? "Зачем ты приехал?" По-твоему, я должен был объяснять? Вечером 28-го? Я заскочил домой, чтобы переодеться. Перед этим у меня была тяжелейшая операция и нервы были напряжены. Я загнал машину во двор, поднялся к себе, принял душ, переоделся. Когда спускался вниз, столкнулся с Толиком. Он был пьян. И пошло! Начал с Тамары, кончил Ларисой. Я не хотел связываться с пьяным, оттолкнул его, сел в машину... Нет, не разговаривал с ним. Но что-то, кажется, сказал. Вроде бы, что это не его собачье дело... А что другое скажешь пьяному мальчишке?