Погоди-ка, что тут еще? Конопля… Содержание каннабиоидов низкое… Происхождение не определяется. Похоже, местная дурь была. Ну а что, гидропоникой вся станция утыкана, чему удивляться… Так. Это предположим, он зарезал напарника, ушел на шлюпке… Они медленные, хотя до станции на ней доехать не вопрос… Но что бы он ни планировал, уже ничего не осуществил. И наш кораблик остался болтаться в аномалии.
— Ну да, идеальное убийство, убийца попадает в метеоритный дождь — и никаких концов, — неодобрительно сказал Михаил.
— Вопрос в том, как туда попали судья с Миланом, — уже совсем не восторженно ответила Цо. — И я все больше подозреваю, что это не судья притащил Милана на хвосте, а наоборот. Чем-то тот соблазнил дядюшку… Таким, что тот подхватил юбки и поскакал в гондолу.
— Чем-то таким, от чего один напарник второго зарезал, — пожал плечами Михаил.
— Так, — сказала Цо, помрачнев, — стой. Ты ж говорил, седьмые врата нашли сильно позже аварии?
— Да, Джюд-3. Агата Цой их нашла, после аварии уже тридцать лет прошло.
— Я почти уверена, что Шлезингер и наш зарезанный нашли восьмые — то есть на тот момент седьмые — и вообще случайно. И не справились с горшком золота на двоих.
— Врата! — Михаил аж рот открыл. — И-и-и, если Милан понял, что там, и сказал про врата судье… Понимаю, почему они крались туда на цыпочках с отключенными маячками.
— Зачем он вообще взял с собой Вачовски? — злобно сказала Цо. — Неужели настолько не было никакой другой возможности достать корабль?
— Ты говорила, у Милана были какие-то кораблики?
— Оба абсолютно нерабочие развалюхи. С интересно переделанными и живыми мозгами, но двигатели в руинах, а гравитозащиты… — она махнула рукой. — А-а! Мысль. Свяжусь-ка я еще разок с тем дядькой, который водил гондолу постоянно, узнаю, как у нее с гравитозащитами.
— Если я что-то понимаю в ритуальном транспорте, она должна быть защитой увешана по самое не горюй, — сказал Михаил. — На бога надейся, а сам не плошай, священнослужители на молитву в деле своей безопасности не полагаются.
— Хорошо, хорошо, — бормотала Цо, расхаживая туда-сюда по комнате, — а то я уже начала нервничать. Кто убил судью — понятно. Как — понятно. Но никакого «где» и никакого «зачем». Если первый убийца — Шлезингер, а корабль с зарезанным остался там, где остался, потому что Шлезингера тюкнуло метеоритом… То «где» и «зачем» слипаются окончательно. Но зачем тогда бородатые пытаются настроить меня против местных?
— Так тут же, куда ни плюнь, все заминировано. Войну я крутил-крутил, так и не уверен — вроде все давно проехали, на Бхигсе с тех пор два строя поменялось, репарации выплачены, мир-дружба последние полтораста лет без особенностей, пассажиропоток ровный, но кто знает. Бородатые как раз понятно, это крошечная группа, они обсели все финансовые источники и за кучу лет совсем страх потеряли. Мы с тобой их нервируем, как любая внешняя инвазия. Подпольные школы — это, конечно, интересно, но этой практике лет сто самое большее, нормальная здоровая реакция на политику оболванивания. Будь дело на планете, население можно было бы до совсем животного уровня довести, но здесь космос в метре за стенкой, обучение упирается в безопасность, вот они и сопротивляются — короткое плечо между падением квалификации и нежизнеспособностью всей станции в целом. Я бухло на станции в открытой продаже вообще только в бородатском кабаке видел. Жить хотят. Кстати, может быть, поэтому и не бунтуют — очень рискованно.