Увидев молодого человека, его тонкие губы расплылись в доброжелательной улыбке. Ответив на приветствие Германа и пожав его руку, он представился:
— Георгий Максимович! Рад нашему знакомству. Дочка рассказывала о тебе много хорошего. Я верю ей. У нее хорошая интуиция. Видно, наследственное. Присаживайся, пожалуйста. Чувствуй себя как дома. — Он указал рукой на соседнее кресло.
— Спасибо. Мне тоже очень приятно познакомиться. Как вам во Франции?
— Ты знаешь, сынок, можно я так, по-простецки, поди, мои-то годки позволяют? Не возражаешь?
— Нет, конечно. Пожалуйста.
— Так вот, все здесь вроде бы и ничего. Да только слегка тоскливо. Я здесь недавно, а уже чувствуется эта, как ее, ностальгия. Вот. Все как-то непривычно. Чужой язык. Чужие нравы. Хоть и не забывают меня мои приятели, навещают, но разве хватит этого недолгого общения для русской души. Честно говоря, не усидел бы я здесь долго, если бы не обстоятельства. Да и их-то можно было бы послать к едрене фене. Вот только дочурке моей здесь жить надобно. Образование. Да и как я без нее? Единственная она у меня. Родилась, когда мне уже сорок пять стукнуло. Да и виделись мы с ней по воле злодейки судьбы, не так уж и много. Так что сейчас пытаюсь наверстать упущенное. Души в ней не чаю. Видишь, какая красавица выросла? Вся в мать. И умница какая…
— Ну ты уж, папа, совсем меня захвалил. Гляди, перехвалишь. Зазнаюсь. — Марина ласково положила руки на плечи отцу и подмигнула Герману.
— Да нет, доча, я правду говорю. Да и, думаю, молодой человек со мной согласен?!
Молодой человек утвердительно кивнул. Дескать, нет никаких сомнений. Конечно.
— Ну что, пора и за стол. Марина с утра хозяйничала, готовила все. Решила пельменями сибирскими, из заграничных продуктов, нас побаловать. Пойдем в столовую.
В столовой их ждал со вкусом сервированный стол. Накрыт он был на три персоны серебряными приборами и хорошей посудой. Среди всевозможных закусок посреди стола возвышалась хрустальная ваза с гиацинтами.
— Доча, подай из морозилки водочки, — попросил Георгий Максимович и, взяв из рук Марины покрытую инеем, запотевшую литровую бутылку, ловко открыл ее. — Кореша из России привезли. «Столичная». Кристалловская. Не признаю я ихние разные виски, джины. Вот русская водка — другое дело. — Он разлил прозрачное содержимое по рюмкам.
— Ну что, друг дорогой, земляк, как говорится, быть добру. Выпьем за Россию-матушку. Да за тебя, гостя нашего.
Они чокнулись. Выпили. Закусили. Герман в ответ поднял тост за хозяев, за их гостеприимный дом. Потом дружно выпили за красавицу Марину. Потом за друзей. Потом за тех, кого с ними нет и никогда больше не будет. За погибших и умерших. Помянули, по традиции не чокаясь и проронив несколько капель на стол, немного помолчав, продолжили застолье.