Дуб забирает души разумных существ, растворяя их в умиротворении, лишая посмертия, и вместо смертного появляется новое дерево. Я узрел себя и остальных не глазами, но чувствами, и смотрел не в сегодняшнее. Я видел, что будет завтра после восхода солнца — мы исчезнем, подарив себя жуткой роще вокруг большого дуба.
— Проклятье! Проклятье! — Я повторял раз за разом.
Мы почти повержены, но еще не пали окончательно… Упасть? На траве спокойно и мягко…
— Врешь! — Я закричал, обращаясь к безликому дубу. — Не получится ничего у тебя!
Выхватив из-за пояса охотничий нож, резанул себя по правой ладони. Боль и кровь, потекшая по запястью, изгнали из головы дурман, хотя тело все еще плохо подчиняется мне. Однако достаточно, чтоб доковылять до инквизитора, который ближе других. Я рухнул перед ним на колени и сделал порез на его ладони.
Монах дернулся, медленно открыл глаза.
— Гард? — чуть слышно произнес Томас Велдон. — Ты?.. Уходи. Мне хорошо, я дерево…
— Ты чертов паршивый церковник! — Я хлестко ударил его по лицу. — Очнись ты, урод!
Губы монаха скривились от боли, а в левом оке появились осмысленность и злость.
— Гард!
— Вставай, Велдон! Некогда объяснять! Времени мало!
Времени почти нет, потому что я чувствовал, что слабость накатит на меня гораздо быстрей, чем истеку кровью; еще немного, и снова начнет шатать.
Хвала Харузу! Взор Велдона вдруг прояснился. Монах понял, что происходит, ему не понадобилось ничего объяснять.
— Теперь к Брану! — Я помог подняться инквизитору.
— И они тоже? — хрипло воскликнул монах. — Они тоже отдают душу?
— Значит, душа у них есть! Быстрей, Велдон!
Мы вместе заковыляли к предвестнику! Проклятье! Отца Томаса шатает, как пьяного матроса!
— Скорей же! — Я сел на колени перед Войной. — Держи ему руку! Так.
Острие ножа разрезало ладонь предвестника. В его горле раздались хрипы. Бран задергался и открыл глаза, зашедшись в кашле. Но его взор был осмысленный.
— Надо уходить! — Я вскочил, помогая подняться монаху, и затем потянул за порезанную руку Брана, намеренно причиняя тому боль. Дабы еще лучше мозги прояснить!
— Чтоб тебя! Николас! — выругался Война, но он тоже уже на ногах. — Ты ж видел, что делаешь! Больно, черт тебя побери!
Войну качнуло. Он чуть не упал и посмотрел изумленно на меня, а потом попытался оглядеть себя, и снова колени Брана едва не подкосились. Кровь и песок! Велдону уже хуже — взор плывет, скоро рухнет на траву и уже не поднимется. Я ударил его по щеке. Монах схватился за лицо, но смолчал. Понял, что был на грани беспамятства.
Дурманящая злая сила эльфийской рощи воздействовала на предвестника и инквизитора гораздо сильней, чем на меня.