Птица. Светло-коричневая, даже рыжая, с бледно-голубыми перьями на крыльях. Изображений было так много и находились они столь близко друг к другу, что сливались в одну сплошную картинку, расплывались, казались живыми, и одна из пташек, встретившись с Пятнистым взглядом, игриво подмигнула ему.
– Шестеро меня забери! – охнул он потрясенно. – Да это же…
Клот опомнился первым, и его арбалет громко щелкнул. Короткий болт с широким наконечником с противным звуком вошел старухе под левое нижнее ребро. Этот удар должен был отбросить ее назад, но Нэ лишь вздрогнула, хладнокровно выдернула из себя стрелу, в раздражении отшвырнула в сторону и… что-то сделала.
Серо-золотое знамя, точно живое, сорвалось со стены, упало на напарника Пятнистого, оплело его, спеленав по рукам и ногам. Пелл хотел броситься на помощь и застыл, увидев на ткани барана и вспомнив недавний разговор в Персте. Спустя миг стяг вспыхнул, и ревущее пламя лизнуло высокий потолок, заглушив надсадный человеческий вой.
Клот побежал не разбирая дороги, едва не сбил в последний момент отскочившую Шарлотту и огненным шаром вывалился в распахнутое окно, полетев вниз, навстречу далекой земле.
Но не это испугало Пятнистого, а то, что пламя было ярко-синего цвета.
Сойка что-то сделала, взвыл горячий ветер, ее силуэт размазался, и вокруг Нэ полыхнуло бледно-серым. Старуха шевельнула рукой, словно отмахивалась от мухи, впечатав Шарлотту в шкаф.
Та проломила доски, рухнула, снося полки, и все содержимое огромного дубового хранилища обрушилось на нее водопадом барахла, пыли, порошка, книг и каких-то искрящихся минералов.
Пелл больше не смотрел. Он не желал здесь оставаться, а уж тем более сражаться с тем, чего не понимал и что его пугало. Сегу, как самый умный, уже исчез, не став помогать своей напарнице.
Пятнистый буквально скатился по лестнице, а наверху продолжало грохотать и выть, словно туда пришла та сторона во всей своей тьме. Сойка рвался на улицу, но пустой проем выбитой двери закрывал щит, сотканный из багряных, грозно мерцающих искр, преграждающий путь к дальнейшему бегству.
Капюшона на голове у Сегу уже не было, и Пелл наконец-то разглядел его лицо. Бледно-серое, с пятнами начавшегося, но так и не продолжившегося разложения, отрезанным носом, губами, ушами, изрубленными кинжалом щеками и зеркальными глазами, невесть как уцелевшими на изуродованном кинжалом лице, и зеркальными глазами.
Пятнистый, теперь понимая, почему пламя горело синим и кто перед ним, заорал и отшатнулся. Споткнулся о табурет, растянулся на полу и тут же вскочил, чувствуя, что намокают штаны.