– Именно так.
– А вы не боитесь, что нас все же смогут узнать? Ведь вы уже несколько раз были в театре. А я уже неделю продаю у входа цветы.
– С бородой и бакенбардами? Не смеши. Но даже если узнают, никому не известно, кто мы такие на самом деле, тем более что нас уже ночью не будет в городе.
– Понятно.
Конечно, Ежи не может знать, что ни он, ни Лукаш Вечорек эту ночь уже не увидят – из квартиры на Рю дез Амандье я уйду один. Жалко, конечно, ребят, но они отдадут свои жизни за вольную Польшу, так что у меня нет никаких угрызений совести. Конечно, придется работать ножом – выстрелы народ может услышать, – но я пошлю Вечорека за водой, прирежу Ежи, а затем займусь хозяином квартиры. Не впервой…
Я тщательно перезарядил оба револьвера Лефоше. Конечно, я предпочитаю винтовку, но стрелять пришлось бы из окна какой-нибудь квартиры, и вероятность промаха имелась, а мне нужно было действовать наверняка. Именно поэтому я решил воспользоваться этими игрушками, тем более что новейшая модель, которую каким-то чудом удалось купить Лукашу, отличалась удивительной для револьвера точностью и надежностью.
Один я отдал Ежи, другой оставил себе. Затем я занялся стволом Кольта – он, конечно, похуже будет, но, как говорится, «strzeżonego Pan Bóg strzeże»[104]. Кто знает, вдруг мне придется отстреливаться по дороге на Рю дез Амандье. Проверив револьверы, я засунул их в кобуры, пришитые к подкладке моего плаща. Нож же был в ножнах, пришитых к подкладке левого рукава – Ежи пока незачем знать о его существовании.
Далее я тщательно наклеил бороду, усы и бакенбарды, затем критическим взглядом осмотрел себя в зеркало: не отличишь от настоящих. Потом надел новую рубашку, завязал бабочку, натянул поверх всего этого фрак, а затем накинул плащ. Еще раз посмотрел в зеркало – не были видны ни стволы, ни нож.
Я проследил, чтобы Ежи оделся так, как это положено торговцу цветами у театра, – чуть лучше, чем обычный уличный продавец, все-таки публика сюда приходит элегантная, но все же торговец цветами должен выглядеть по-простонародному. В первый наш прогон он натянул на себя весьма недешевую обувь – хорошо, что я вовремя это заметил, а то в нем сразу же распознали бы ряженого.
Повязав шарф таким манером, чтобы моего лица почти не было видно, я не спеша спустился по лестнице и отправился к месту, где должно было все произойти. Променад мой завершился в одном из кафе в сотне метров от театра. Там, попивая весьма неплохой кофе, я наблюдал, как продавцы цветов собирались у входа в театр. Конечно, нам повезло: наши английские друзья сумели все устроить так, что один из торговцев за неплохие деньги вспомнил, что у него, оказывается, есть старая мать в Пуатье, которая вдруг страстно возжелала увидеть сына. И передал на время свою тележку некому мсье Морису – именно так ему представили Ежи. Иначе, конечно, его бы просто прогнали бы от театра.