Пара скачков по деревьям, и вот я уже перед ней. Грязная, в изорванной красной накидке, под которой очень даже неплохая броня. Вот только её доспехи железные и тяжёлые, в отличие от моих. В руках держит длинный двуручник. Чёрные волосы развиваются на ветру, а карие глаза горят гневом. Настоящая, блин, бой-баба. Ну ничего, полгода подготовки не прошли напрасно, я теперь на зубок знаю твой стиль боя, все твои трюки и способности. Не зря же меня называли параноиком, зато у меня успешно выполненных заказов не в пример больше, чем у некоторых. Так, глубокий вдох, чтобы успокоить пульс. Вспомнить, как же там было-то? А точно.
— Кхм. О, герой, оценив все твои поступки и решения, все твои успехи и провалы, судом Света и Тьмы было вынесено решение о твоём устранении, дабы восстановить баланс в мироздании. Я, являющийся мечом мироздания, оглашаю твой приговор и привожу его в исполнение.
Я даже не успел достать револьвер, как эта ненормальная подскочила, замахнувшись мечом. Еле успел увернуться, иначе искать мне потом голову наощупь. Так, придётся отложить пистолет до поры до времени, воспользуемся кинжалами. Два изогнутых клинка покинули свои ножны. Сейчас они ничем не отличались по виду от дамасской стали, но под ночным небом они сияют прекраснее, чем звёзды. Это даже описать нельзя, но я как-нибудь потом попробую. Однако сейчас нужно сосредоточиться или эта ненормальная меня точно на ноль помножит. Ещё эта рана… гадство. Следующий удар тоже был направлен в шею. Никакой изобретательности. Отклониться, поднырнуть под клинок, напитать кинжалы тьмой, ударить, уйти в сторону. Эльфийская сталь режет латную броню, словно бумагу. Девушка даже ничего не заметила. Стояла с непонимающим лицом, пока, наконец, доспех не соизволил разойтись. Вслед за ним открылась рана на животе, из которой не преминули вывалиться органы. Кровь ручьём текла оттуда, а кожа и всё, что вылезло стремительно начало чернеть. Она сейчас ничего не понимает из-за болевого шока. Что ж, мне её действительно жаль, поэтому, я облегчу её страдания, пока она не оклемалась. Дуло револьвера уже нацелено на её опущенную голову.
— Почему?
Она поднимает на меня взгляд. В нём читается отчаяние. Из её глаз текут слёзы. Она действительно не понимает, что натворила?
— За что?
Видимо да. Её время истекает. Я взвожу курок. Со щелчком прокручивается барабан. Пуля уже жадно смотрит на свою жертву, желая поскорее покинуть гильзу и раскрыться свинцовым цветком, поцеловавшись с плотью. Моя рука не дрожит. Слишком многих я уже убил, чтобы у меня было право на неуверенность. Я произношу лишь одну фразу: