— Пришел Майк, — сказал клерк, слезая со своего табурета и с доверительным видом подходя к мистеру Джеггерсу.
— Вот как? — сказал мистер Джеггерс, поворачиваясь к Майку, который стоял и дергал себя за вихор на лбу, как бык в песенке про реполова — за веревку колокола. — До вашего приятеля очередь дойдет сегодня, часов в пять. Ну?
— Да что ж, мистер Джеггерс, — отвечал Майк голосом человека, страдающего хроническим насморком, — с ног сбился, но одного все-таки разыскал, как будто подходящий.
— Что он может показать под присягой?
— Да как бы это выразиться, мистер Джеггерс, — отвечал Майк, утирая нос теперь уже меховой шапкой, — вообще-то говоря, что угодно.
Мистер Джеггерс вдруг рассвирепел.
— Я же вас предупреждал, — сказал он, тыча пальцем в перепуганного клиента, — что, если вы когда-нибудь позволите себе здесь такие речи, вам не поздоровится. Негодяй вы этакий, да как вы смели сказать это мне?
Клиент совсем оробел и растерялся; казалось, ему было невдомек, чем он вызвал такой гнев.
— Болван! — тихо сказал клерк, толкая его локтем в бок. — Бестолочь! Кто же говорит вслух такие вещи!
— Слушайте вы, тупица несчастный, — загремел мой опекун. — Я вас опять спрашиваю, и притом в последний раз: что может показать под присягой человек, которого вы сюда привели?
Майк внимательно посмотрел на моего опекуна, словно стараясь прочесть на его лице подсказку, и медленно ответил:
— Либо то, что за ним отродясь ничего такого не водилось, либо, что он всю ту ночь ни на шаг от него не отходил.
— Так. Ну, теперь думайте, что говорите. Какого звания этот человек?
Майк посмотрел на свою шапку, потом на пол, потом на потолок, потом на клерка, потом на меня и только после этого начал было, заикаясь:
— Мы его нарядили… — но мой опекун грозно прервал его:
— Что? Вы опять свое?
( — Болван! — добавил клерк, снова толкая его локтем.)
Майк беспомощно умолк, но через некоторое время лицо его прояснилось, и он начал по-другому:
— Одет он прилично, как пирожник. Вроде даже кондитера.
— Он здесь? — спросил мой опекун.
— Я его тут поблизости оставил, — сказал Майк. — Сидит на крылечке, дожидается.
— Пройдите с ним мимо этого окна, я посмотрю.
Мы втроем подошли к окну конторы, забранному проволочной сеткой, и вскоре мимо нас с независимым видом проследовал Майк, а с ним — зверского вида верзила в белой полотняной куртке и бумажном колпаке. Безобидный этот кондитер был сильно навеселе, а под глазом у него темнел замазанный краской синяк, уже позеленевший от времени.
— Пусть сейчас же уберет прочь этого свидетеля, — с брезгливой гримасой сказал мой опекун, обращаясь к клерку. — Да спросите его, о чем он думал, что притащил сюда такую личность.