будет говорить о ней.
Эбби доберется до сути этого дела, даже если для этого потребуется манипулировать одним из самых печально известных серийных убийц в истории.
– Вам сколько лет? Тридцать с небольшим? – спросил Уэллс. Теперь он осматривал ее откровенно оценивающим взглядом. – Ни у одной из моих девочек не было младших сестер, которые сейчас достигли бы этого возраста. Так что вы… вы должны быть подругой. – Он приподнял брови, изображая обеспокоенность, которую на самом деле не испытывал. – Я лишил вас лучшей подруги?
Эбби не ответила, вместо этого она открыла свой блокнот и начала его листать. Страницы были заполнены ее мелким неразборчивым почерком. Она специально листала их медленно, наблюдая за Уэллсом уголком глаза. А он тянул шею, пытаясь разглядеть, что она такое просматривает. Она его явно заинтересовала.
Большинство людей, отбывающих наказание в одиночной камере, оказываются на грани безумия. Но этот? Он даже близко не подошел к этой грани.
Ему было скучно. Вероятно, именно поэтому он и пытался манипулировать другими людьми, имевшими с ним какой-то контакт. И по крайней мере один надзиратель совершил самоубийство, до которого его довел Уэллс. Так он пытался развеять скуку.
А заскучавший серийный убийца может допустить ошибку.
– Может, я лишил вас кузины? – высказал предположение Уэллс, он стал говорить тише, а ее молчание явно его беспокоило. – Племянницы?
Эбби сняла колпачок с ручки и опустила его в кармашек для ручки, имевшийся в ее блокноте, который так и оставался открытым у нее в руках. Наконец она подняла голову и встретилась взглядом с Уэллсом. А затем она снова стала ждать. Она сосчитала про себя до пяти, сердце судорожно билось в груди, она ощущала эти удары, чувствовала, как сердце гонит кровь, у нее закладывало уши, но она не отворачивалась. Струйки пота потекли у нее по спине между лопатками, и маленькая лужица уже явно собралась чуть ниже спины.
Наконец, когда все внимание Уэллса было полностью сосредоточено на ней, когда казалось, что в этом мире их только двое, а его глаза сверлами вонзались в ее собственные, когда она почувствовала, как сильно он хочет, чтобы она заговорила, Эбби произнесла:
– Кассандра Мартин. – Она делала ударение на каждом слоге, и создавалось впечатление, что к каждому из них привязан груз. – Вы расскажете мне все. – Она посмотрела на часы. – У вас двадцать минут.