— Новый мир! — выдохнула Дуари. — Как он прекрасен по контрасту с этим пугающим лесом!
— Будем надеяться, что он окажется к нам не менее милосерден, чем был лес.
— Как может он быть немилосердным? Он так чудесен, — ответила она. — Здесь должны жить люди, щедрые и добрые, такие же прекрасные, как их прекрасная долина. Не может быть зла там, где столько красоты. Быть может, они помогут нам вернуться на мою Вепайю. Я уверена, что помогут.
— Надеюсь, что так и будет, Дуари, — сказал я.
— Смотри! — воскликнула она. — В большую реку впадают маленькие речушки, на равнинах растут деревья, и я вижу леса, но не такие ужасные чащи, которые тянутся и тянутся бесконечно, как та, из которой мы едва выбрались. Не видишь ли ты городов или других признаков присутствия человека, Карсон?
Я покачал головой.
— Ничего не вижу. Мы находимся слишком высоко над долиной. А река, на берегу которой могут быть города, очень далеко. Только очень большой город с высокими домами можно разглядеть отсюда, где мы стоим, но дымка в воздухе над долиной может укрыть от нас даже большой город. Чтобы выяснить, нам придется спуститься вниз.
— Не могу дождаться! — воскликнула Дуари.
Тропа, по которой мы дошли до края обрыва, резко поворачивала влево и шла вдоль края. Но от нее ответвлялась узкая тропинка вниз.
Эта тропинка была лишь немногим больше, чем едва обозначенный чей-то след, и она зигзагом спускалась по почти вертикальному склону таким образом, как будто была рассчитана на то, чтобы вызвать холодные мурашки по позвоночнику, если на человека действуют такие вещи.
— Этой тропкой редко пользуются, — заметила Дуари, глядя с края обрыва на головокружительный путь.
— Может быть, стоит пройти дальше. Там может найтись спуск полегче, — предложил я, полагая, что она, быть может, боится.
— Нет, — возразила она. — Я хотела выбраться из леса, и вот нам представился такой случай. Кто-то спускался и поднимался здесь, и если кто-то это сделал, мы тоже сможем.
— Тогда возьмись за мою руку. Здесь очень круто.
Она последовала моему совету. Я перехватил поудобнее копье, чтобы пользоваться им, как посохом. И мы начали этот ужасный спуск. Я даже сейчас не переношу воспоминаний о нем. Он был не просто чреват опасностями, он выматывал всю душу. Десяток раз я считал, что мы обречены. Казалось, дальше невозможно было спуститься и, разумеется, невозможно было вернуться по нашим следам наверх, так как были места, где мы спускались по скалам, на которые взобраться обратно уже не смогли бы.
Дуари вела себя очень храбро. Она восхищала меня. Она не только отличалась храбростью, ее выносливость казалась просто невероятной для девушки, получившей такое утонченное воспитание. И она все время оставалась в хорошем расположении духа. Часто, когда она поскальзывалась и чуть не падала, она смеялась — а ведь падение означало бы верную смерть.