Вот их точный текст:
«Драги мои Марин и все ваше мило златно
семейство.
Я очень Щастлив за дар Котори ви мне
прислал
Очень благодарен
златно ваше дете
Миленьки Мой Кавалер
Мам велики радост за таки велики Дар
будь здрав и щастлив Пусть Бог даст
много здраве и щастье на всю жизнь и
Твоим родителям Не имею
очков ручки
пера чернила
Извените мене
Тебе просим мили Учи учи станеш цар Велики
Целую тебе
Я добро только жаль я би хтел
бить близко ваш Дом
любим вас ваш Георг Хениг»
Если первое письмо было написано в сравнительно спокойном тоне, то, когда я читаю второе, у меня и сейчас застревает ком в горле.
«Мили мой коллега Марин желаю вашему милу мне семейству много здоровье и щастье я здорови и спокойни много
здоровье и щастье я доволен все забил писать
только у мене нет чего курить много здоровье
ваши дети цар син? забил его
име если пошлешь
злати мальчик име име вспомнил! Царь Виктор
молим пришли окурков собираю окурков с обгорели
бумагой спрашивай на почте как
упакуешь пакет чтоби виден бил обгорели бумага
правда с обгорели
бумага никакой еди только окурков жалько надо
било остаться дома но поздно
Мне очень жалько надо било остаться в софия
конец финал
Много здоровье цар Виктор целуем вас сердечно
окурков только с обгорели бумага
очень просим окурков мили Виктор учи учи прощай
Хениг
только окурков»
— Но почему, — спрашивала мать сквозь следы, — почему он так упорно просит окурки с обгорелыми краями? Почему окурки? Почему не сигареты?
— Очень просто, — ответил мрачно отец. — Потому что окурки не воруют. Поэтому.
Через несколько дней после получения письма он поехал в Хайредин. Вернулся вечером того же дня — хмурый, неразговорчивый. Только на следующее утро за завтраком рассказал, что Георг Хениг его не узнал. Они сидели на скамейке, отец говорил ему, кто он, напоминал о том о сем, но старик качал головой, смотрел на него непонимающим взглядом. И по-прежнему прижимал скрипку к себе.
— Он, верно, — сказал отец, — уже и не понимает, зачем таскает ее с собой.
Несколько раз он повторял, что царь Виктор передает ему привет, но старик и на это никак не реагировал.
Потом мы получили известие о его смерти. Родители скрыли это от меня. Никто из нас не поехал на похороны.
* * *
Георг Хениг исчез из нашей жизни. Прошло совсем немного времени, и его имя перестало упоминаться в нашем доме.
Заботы состарили моих родителей. Они уже настоящие старики, и я часто замечаю, как они сидят на кровати, устремив невидящий взгляд на буфет.
В моих волосах тоже появилась седина. Все вокруг переменилось. Квартал уже не тот. Квартала не существует.