Я отвлекся от своих мыслей и увидел, что Нева повернула направо, а по левому борту при впадении реки Охты, на мысу, находились церковь и несколько крупных деревянных и более мелких, но добротных, двухэтажных крестьянских домов. Когда-то я читал, что нижний этаж – это скотина, а верхний – жилые помещения, амбары и сеновал. Похоже, народ здесь не бедствует…
«Победа» встала на якорь. Для промера глубин мы послали одну шлюпку, а визит царскому наместнику решили совершить сразу на двух.
Через несколько минут, наши лодки подошли к мосткам на Охте, прямо под государевым двором. Но не успели мы пришвартоваться, как на мостке выросли две фигуры, в красных кафтанах и с бердышами.
– Кто такие? – вопрошал первый, по-видимому, главный.
Я встал в полный рост.
– Веди нас к государеву наместнику, – сказал я. – Я Алексей Алексеев сын, князь Николаевский.
– Какой-какой князь? – рассмеялся тот. – Не знаем никакого князя Николаевского. А ну пошли отсель!
Мимо меня пронеслись две тени, и оба краснокафтанника оказались в клещах – Ринат Аксараев и Саша Сикоев вывернули им руки. Саша издевательски сказал:
– Так будет с каждым, кто без должного почтения отнесется к светлейшему князю. А ну ведите нас к вашему начальнику, смерды!
– Мы не смерды, мы люди боярина Богдана Хорошева, – с обидой сказал один из них.
– А нам без разницы. Жить хочешь, отведи нас к своему боярину.
Хорошев оказался пузатым дядькой лет сорока. Узнав, с кем имеет дело, и посмотрев на «Победу» – что заставило и его измениться в лице – он сказал:
– А не ты ли побил шведов у Ревеля? А то слух сюда уже дошел.
– Ну, я. А что?
– Благослови тебя Господь! А что теперь?
– Теперь всем русским есть бумага – можно беспошлинно торговать со Швецией и свободно проходить Датскими проливами в Северное море. Только срочно нужно мне будет с государем встретиться, рассказать ему и про нашу Америку, и про то, что сейчас происходит со шведами.
– Хорошо, если так. А на моих людей не серчай – ты, не обижайся уж, одет странно весьма, вот они и не поверили, что ты князь.
Да, подумал я, то, что в Копенгагене и Брюсселе катило, здесь казалось весьма стрёмным. Впрочем, то же самое мне говорили Ленины подруги в Питере двадцатого века – мол, одет ты не то чтобы очень. Одна даже заставила меня прибарахлиться в валютном магазине. Ну что ж, надо будет и здесь соответствовать.
– Боярине, а не ты ли государев наместник в этих краях?
– Аз есмь, – улыбнулся тот. – Отобедай со мной, княже, а послезавтра я в Москву уезжаю. Могу взять и тебя с собой, и твоих людей, кого захочешь.