Жан Дюбуа не мог и не хотел разбираться в чувствах, которые он испытывал к Жаклин. Не хотел он думать и о том, как она относится к нему. Хотя, кажется, ситуация говорила сама за себя, и его мужское самолюбие должно было быть вполне удовлетворено. Но с этой девчонкой нельзя было быть ни в чем уверенным. Сейчас, бродя по его ботаническому саду, она делала вид, что ничего особенного не произошло. Он наблюдал за ней сквозь прикрытые веки и с наслаждением любовался ее грациозной пластикой. Невысокая, похожая на подростка, ужасно самостоятельная и одновременно беззащитная, она вызывала в нем неизъяснимую нежность. Он знал, что не станет «убирать» ее, как приказал Грати.
Но обмануть этого хитрого монстра будет не так просто. Можно было бы спрятать ее здесь — его апартаменты были запретной зоной и для хозяйки, и для Грати, и для всех остальных.
Так повелось с самого начала. Но как спрятать? Ведь девочка вовсе не собирается прятаться. Тогда остается клиника. Применять насилие с тем, чтобы избежать более страшного насилия. Если Грати поймет, что Дюбуа не собирается ее трогать, он найдет собственный способ, чтобы Жаклин исчезла с дороги. Но все-таки неплохо было бы выяснить что она делала у них ночью, что, собственно, искала?
Жан приподнялся на локте и слегка поправил плед, который он расстелил прямо на деревянном полу солярия.
— Жаклин, — тихо позвал он.
Она обернулась, и в ее взгляде он, опытный, несмотря на свой ужасающий прокол, психиатр, угадал готовность подчиниться ему. Он привык, что женщины обычно следуют его воле во всем, но видеть покорность в Жаклин — это было неожиданно и приятно.
— Иди сюда, — позвал он ее.
Жаклин медленно пошла к нему.
«Кошка, — подумал он. — Идет, словно одолжение делает. Только что спину не выгибает». Она опустилась на колени и присела на пятки.
— Как ты? — спросил он ласково. — Отдохнула немного?
Она кивнула головой.
— Тогда, может быть, продолжим наше обучение?
Она снова кивнула и склонила голову набок.
— Ляг рядом, — сказал он, — и расскажи, почему ты такая недотрога. И на что ты тратила самые лучшие женские годы, вместо того чтобы использовать их для счастья?
— Это неинтересно, Жан, — сказала она и глубоко вздохнула, когда он провел пальцами вдоль ее позвоночника.
— Мне все интересно, — возразил он. — Не забывай, что я психолог.
— Вот как?… — она резко приподнялась. — Значит, я для тебя прежде всего научный объект?
— Конечно, — захохотал он, — а ты сомневалась? Ты для меня вполне подходящий объект исследования. На таких, как ты, и делается наша наука. — Но его глаза все-таки говорили ей о другом. Она боялась произнести это даже про себя, но ведь она тоже изучала психологию — его глаза светились нежностью… Может быть, любовью?