Музей закрывался. Люсия вышла, посидела на скамейке, полюбовалась на цветы, на лица детей, раскатывающих взад-вперед игрушечные машинки, и ужаснулась стихии, то и дело одолевающей ее.
* * *
Соледад не имела привычки предупреждать о своих визитах. Вечером следующего дня она заехала к дочери и застала ее за письменным столом, заваленным книгами и конспектами.
Наряды Ла Валенсианы никогда не отличались скромностью, но в этот раз она превзошла саму себя. Подобные разливы Люсия раньше наблюдала разве что на компакт-дисках, но таким же был новый брючный костюм Соледад. Это развеселило девушку. Как только люди умудряются изготавливать столь насыщенные краски! Поневоле щурясь, она поцеловала мать, поставила вариться кофе на плиту — Соледад Эставес не признавала кофеварок — и открыла окно, представляя, как через пять минут комната будет полна табачного дыма.
— Девочка моя, что же ты сидишь в духоте! Совсем измучишь себя этими конспектами. Я знаю, что сейчас сделаю: я заберу тебя с собой. Одевайся немедленно. — Она бросила сумочку на стол и закурила.
— Я одета, но не хочу никуда ехать. Мне нужно заниматься.
— И эти панталоны ты называешь одеждой? Оставь свое никому не нужное занятие, я найду тебе лучшее, — послышалось уже из кухни. Вслед за Соледад переместилось облако прокуренного воздуха. — Ты, наверное, голодна. Сделаю тебе бутерброд, съешь его в машине.
После того как стих энергичный стук ножа и хлопнула дверца холодильника, послышались приближающиеся шаги. Люсия закрыла тетрадь. Противиться было бесполезно. Соледад вошла с разрезанной булочкой и несколькими кружками колбасы, взяла дочь за подбородок и повернула к свету.
— Так не пойдет. Сиди не двигайся. — Она сама откусила большой кусок от бутерброда, оставшееся положила на стопку тетрадей и выпотрошила свою черную лакированную сумочку. — Ты еще не оделась? — Она открыла шкаф, пролистала вешалки в шкафу и остановила свой выбор на коротеньком платье с матросским воротником, том самом, в котором Люсия познакомилась с Дэвидом. — Вот, надевай это.
— Не слишком ли коротко, мама?
— В самый раз.
Тяжело вздохнув, Люсия подумала: «Теперь уже все равно, так что же пропадать платью?» — и послушно натянула его: ноги торчали из-под его кокетливых складок на три четверти.
— Теперь садись. — Соледад убрала ее волосы за плечи, припудрила безвольное лицо дочери, наложила румяна, ругая Люсию за бледность… Потом она долго возилась с глазами, утяжеляя веки, и в последнюю очередь добралась до губ — сделала их еще более пухлыми, темно-розовыми.