— Дорогой, секундочку. Я возьму трубку. — Она понеслась, оставляя за собой хвост потеков.
— Какой телефон? — не выдержал Тони. У нее, наверное, звенит в ушах от нетерпения!
— Тони, извини, мне послышалось, — прокричала Люсия издалека и вскоре вернулась. С волос течет, на полу — смешные мокрые следы подошв, на теле — куски пены.
— Ты похожа на собачку, которую выгнали из дома в дождь.
— Тяв‑тяв, пустите меня обратно! — Она сложила передние лапки на груди и картинно склонила голову. Тони затащил к себе это жалкое создание и взял инициативу в свои руки.
Через полчаса его настроение улучшилось. Подушечки пальцев сжались, как сушеные фрукты. Из комнаты уже некоторое время совершенно отчетливо доносились телефонные трели.
— Беги, наверное, твой старикашка названивает. — Тони произнес это легко и шутливо.
— Какой старикашка? — не поняла Люсия.
— Ну этот, в ресторане.
— Какой же он старикашка?
— Самый обычный. Ты трубку брать будешь или нет?
Она грустно опустила голову. Между бровями у нее появилась маленькая продольная морщинка. Тони не понял, с чего бы вдруг такое замешательство. Звонки начинали его раздражать.
— Давай ты поговоришь с Маковски, — наконец резко произнесла она.
— Почему я? Ведь он же тебя приглашал.
— Он приглашал нас. Ты — мужчина, ты должен решать. Скажи ему, пойдем мы или нет.
Две пары красивых темных глаз посмотрели друг на друга так, как будто виделись впервые. Телефон, издав последний, неуверенный писк, замолчал. Было совершенно не понятно, что делать дальше. Тони встал, наспех вытерся и, набросив громоздкий гостиничный халат, вышел. Ей стало обидно, ее настигла абсолютная пустота: есть мыльная вода, эти гладкие стены, за ними — свежепахнущий, немного влажный Тони, но этого вдруг оказалось недостаточно. Это то, что мило, близко и дорого. Но что за жизнь, если не видишь горизонта. Стремиться не к чему, то, что уже есть вокруг, останется с тобой без изменений. Она словно разбежалась изо всех сил, и ей неожиданно поставили подножку. Хотелось расплакаться, мешало только явное отсутствие повода…
Тони развлекал себя игрой с пультом. Телевизионные программы не захватывали его. В конце концов он остановил свой выбор на футбольном матче. Было легче следить за мячом, чем пытаться понять, почему Люсия так заводится из‑за пустяков. Ох уж эти женщины! Он забросил ногу на спинку дивана. Его поза выражала полное равнодушие.
«Хочет меня проучить, — сделала вывод Люсия, — а я и так уже проучена. Почему я пошла у него на поводу, ведь ему было бы интересно на яхте. Нельзя культивировать нелюдимость. Конечно, пианист смотрел на меня с неподдельным интересом, но это ничего не значит. Мало ли кто может залюбоваться темными кудряшками Тони? Люди вольны направлять взгляд, куда им вздумается. Брачный обет здесь ни при чем». Она представила, как Тони спускается на лифте и сталкивается с какой‑нибудь изысканной дамочкой. Незнакомка, допустим, в красном, лет тридцати, в черной шляпе с большими полями, а он в своих неказистых светлых брюках и клетчатой рубашке. Но дамочку не интересует рубашка, она видит, что под ней… На его смуглом плече хорошо бы смотрелась ухоженная рука с длинными красными ногтями и дорогими кольцами. Устоял бы Тони? Стало неприятно домысливать сцену. Слава Богу, что это только фантазии. И с чего она взяла, что Маковски заинтересовался ею, что звонил именно он?