— Какую?
Дэвид сделал несколько шагов в сторону, не обращая внимания на лужицы в каменных выбоинах, остановился и посмотрел в облачное небо.
— Я говорю более пресно, но все же. Пит, творения коего мы собираемся увидеть, поднялся как‑то в некие абстрактные горы. Как и мы с тобой, собственно. Идет по тропинке и видит: навстречу ему человек в длиннополой черной одежде. «Добрый день», — обращается он к горному человеку. «Добрый день», — отвечают ему. Думая заговорить для знакомства о погоде, Пит посмотрел в небо, а когда опустил голову — человека уже не было. На дороге сидела большая черная птица, взмахнула крыльями и улетела ввысь.
Люсия недоверчиво посмотрела на Дэвида, потом инстинктивно перевела взгляд на черепичные острия зданий.
Он засмеялся:
— У меня не получится, не экспериментируй. Впрочем, Пит признался, что дорога делала резкий поворот. Но он, как неизлечимый мечтатель, не стал заглядывать за каменную глыбу. Он верил, что черный человек улетел.
Люсии не терпелось спросить Дэвида, стал бы он смотреть за поворот, но она сдержалась.
Посетителей в галерее было мало. Боковая лестница вела наверх, в крохотный выставочный зал, под самую крышу. Люсии не верилось, что все происходит на самом деле, что это живой, настоящий Дэвид, что их голоса действительно звучат и что это не сон.
Стоило ей увидеть расплывчатый, выведенный по мокрому романтический мир в простеньких рамочках, она забыла обо всем на свете, даже о том, что ее талии слегка касается ласковая мужская рука. Предметы не имели границ, переливались друг в друга. Прозрачные, как тонкий лед, причудливые листья сдувал в грязь, ломая прожилки, белый ветер; сгущали синеву и размазывали по своим бокам оранжевые сгустки заката высокие сказочные замки; тревожное солнце прорывало плотные ряды белых, тугих облаков; скалы, как слизанные леденцы, выныривали из дымчатой водной глади. У каждого рисунка можно стоять часами. Полуреальность, которой едва касаются грубые человеческие мысли, складывалась мозаикой из акварельных пятен и штрихов пастели. В нее можно погружаться до самого дна.
— Ты не на шутку увлеклась, — ревниво прервал ее блаженство Дэвид.
— Я не думала, что все это можно выразить так просто: несколькими линиями, несколькими красками.
— Ты, если мне не изменяет память, психолог. Что говорит по этому поводу твоя наука?
— Не знаю, к сожалению. Я как раз хотела бы изучать психологию творчества. Давать советы домохозяйкам, действительно, не так уж трудно. А вот постичь внутренний мир людей неординарных…
— Все люди мыслят и чувствуют одинаково. Если вообще мыслят и чувствуют. Одни дают волю своему уму и восприятию, другие загоняют их в тупик — вот и вся разница.