– Ну? Ты узнала?!
– Нет…
– А, что с тебя взять! – с досадой бросил он, отдавая мне ключи от машины. – Иди, жди меня, я сам…
Я побрела в машину, села, откинулась на спинку и закрыла глаза. Я из последних сил старалась держать себя в руках, не распускаться, чтобы мой сын не увидел меня плачущей.
Даниил вернулся быстро, сел за руль и рванул с места. Мы молчали всю дорогу, до самой детской больницы. В приемном покое нам долго не говорили, где наш сын и что с ним, до тех пор, пока Данька не разорался, что он сам хирург и что дойдет сейчас до главного врача. Нас моментально пропустили, выдав халаты. Я уже ничего не соображала, все мысли устремились только к одному – чтобы у Максима не было ничего серьезного…
Он лежал в четырехместной палате, у самого окна… Вместо лица – марлевая повязка, кое-где уже пропитанная кровью, левая рука тоже перебинтована. Даниил подошел к кровати, сел рядом с Максимом и взял его за здоровую руку:
– Сынок… ну, ты как? Болит что-то?
– Болит… – расплакался Максим, уцепившись за отцовскую руку. – Так сильно болит, папа… заберите меня отсюда, я боюсь здесь…
– Максимка, сынок, не надо плакать, – проговорила я дрожащим голосом, стараясь не разреветься.
Даниил решительно встал, уступая мне место, и пошел к выходу:
– Здесь я его не оставлю, пойду к заведующему, пусть переводят к нам. Там хоть под присмотром будет!
Он вышел, а я, наклонившись к сыну, прошептала:
– Не бойся, Максимка, папа сейчас договорится, и мы заберем тебя, будешь лежать у деда Миши и папы в отделении, я с тобой буду все время, отпуск возьму – и буду рядом.
Максим всхлипывал, не выпуская мою руку из своей, я осторожно гладила его по выбивавшимся из-под повязки волосам на макушке. Наверняка, он еще и испугался, да и кто не испугался бы, когда собака кинулась? Развели волкодавов, что за жизнь такая пошла! Уж тогда гулять бы их водили в какое-то определенное место, а не в школьный двор, где дети! Максим понемногу успокоился, прижался ко мне и затих, словно осознал, что рядом со мной находится в безопасности. Наконец вернулся Даниил вместе с заведующим отделением – молодым еще, худощавым мужчиной. Он поздоровался со мной и обратился к Максу:
– Что, парень, боли есть?
– Да…
– Ну, ты потерпи, тебе сейчас укольчик поставят, и папа тебя к себе заберет. Вы, Даниил Владимирович, когда перевязывать будете, посмотрите там – щека уж очень глубоко порвана, как бы не загноилась.
– Да, я понял, – кивнул Даниил, но, как мне показалось, слов врача не слышал, а, скорее, догадался, о чем речь. – Мы можем забрать его сейчас?