– Вот объект, достойный кисти художника, седовласый рыбак! – услышал я его слова, сказанные кому-то из свиты.
Я едва не выдал себя, совсем было собравшись выбежать вперед, броситься ему в ноги и поведать свою историю. Мне казалось жестоким и противоестественным, что он, мой возлюбленный государь, пройдет мимо, не узнав меня – меня, с кем столь часто и милостиво беседовал. Ведь, когда я приезжал в Рим, что обычно случалось ежегодно, на балах в Квиринальском дворце можно было увидеть не много почетных и желанных гостей, которые могли бы сравниться с графом Фабио Романи. Я задался глупым вопросом: кто же такой этот Фабио Романи? Похоже, известного всем галантного весельчака больше не существовало – его место занял «седовласый рыбак». Но, хоть я и думал о таких вещах, я удержался от того, чтобы обратиться к королю. Однако, движимый внезапным порывом, последовал за ним на почтительном расстоянии, как это сделали другие. Его Величество шел по наиболее пораженным мором улицам с такой беззаботностью, словно наслаждался прогулкой по розовому саду. Он спокойно заходил в самые грязные лачуги, где мертвые лежали вперемешку с умирающими. Он говорил добрые и ободряющие слова убитым горем и ужасом скорбящим, которые сквозь слезы с удивлением и благодарностью смотрели на своего монарха. Серебро и золото тихонько передавалось в руки измученных страданиями бедняков, а наиболее тяжело пострадавшие удостаивались личного внимания королевских казначеев и немедленной помощи. Матери с детьми на руках преклоняли колени и просили монаршего благословения, которое, желая их утешить, он воздавал со скромной заминкой, словно считал себя недостойным, и в то же время с бесконечно трогательной отеческой нежностью. Одна темноволосая девушка с безумным взором бросилась на землю прямо у его ног, поцеловала его сапоги и торжествующе выпрямилась во весь рост.
– Я спасена! – вскричала она. – Холере не дано идти одной дорогой с королем!
Умберто улыбнулся и посмотрел на нее так, как снисходительная мать может посмотреть на избалованную дочь, но ничего не сказал и двинулся дальше. Внимание монарха привлекла группа мужчин и женщин, стоявших у открытой двери бедной лачуги. Они о чем-то громко спорили между собой. Два или три гробовщика ругались и извергали проклятия, несколько женщин плакали навзрыд, а в центре стоял прислоненный к стене гроб, словно дожидаясь того, кого туда положат. Кто-то из свиты короля вышел вперед и возвестил о его приближении, после чего перебранка смолкла, мужчины обнажили головы, а женщины уняли рыдания.