Пространства и смыслы (Орлов, Мишин) - страница 111

. Подобные обвинения, впрочем, были достаточно распространены в то время среди недоброжелателей ал-Афгани, Абдо и Рашида Риды, но не получали чётких подтверждений и доказательств. Примечательно, что Ан-Набхани при этом не пытался соперничать со своими оппонентами в толковании и комментировании коранических аятов. Когда ученики предложили ему составить свой тафсир в качестве ответа Мухаммаду Абдо, Ан-Набхани ответил: Я не подхожу для этого, и существует много уровней между мной и тем уровнем, достигнув которого, можно браться за комментирование Корана[595].

Для Ан-Набхани как носителя традиции таклида коранический текст представлялся абсолютно универсальным для всех поколений и эпох и не нуждался в каких-либо новых толкованиях. Корректировка объяснений текста божественного откровения в зависимости от людских вкусов и предпочтений представляла собой для Ан-Набхани серьёзнейший грех, и именно в нём он обвинял салафитов, готовых практиковать иджтихад и создавать новые толкования коранических аятов.

Полемика между традиционалистами и сторонниками «обновления» исламских наук в духе салафизма в эпоху Абдул-Хамида II нередко трактуется как противостояние «ретроградов» и агентов правительства, с одной стороны, и оппозиционно настроенных «прогрессивных реформаторов» — с другой. Однако при ближайшем рассмотрении ситуация представляется более сложной и неоднозначной. Например, полемический пыл шейха Йусуфа Ан-Набхани и его критику в адрес мусульманских реформаторов невозможно объяснить лишь нахождением на государственной службе и политической атмосферой эпохи правления Абдул-Хамида II. Это становится понятным при изучении биографии шейха-традиционалиста. В результате младотурецкой революции в 1909 г. он потерял судейскую должность в Бейруте и уехал в Медину, а в 1916 г. вернулся в родную палестинскую деревню Иджзим, где и жил в дальнейшем. Но и в этих нелёгких обстоятельствах Йусуф Ан-Набхани полностью сохранял свои убеждения, продолжая высказывать их в публикациях. В частности, его критика реформаторов-салафитов продолжалась и после 1909 г. Поэтому Ан-Набхани вряд ли можно считать лишь проводником правительственного курса абдул-хамидовской эпохи. Другой представитель лагеря традиционалистов, рифаитский шейх Салих ал-Мунайир, несомненно, являлся протеже Абу-л-Худы ас-Сайяди. Но ему, как и его патрону, отнюдь не были чужды идеи модернизации. Шейх ал-Мунайир в конце 80-х гг. XIX в. даже входил в интеллектуальный кружок, организованный Тахиром ал-Джаза’ири, что не помешало ему в дальнейшем критиковать своих бывших коллег. Влиятельный сановник Ахмад Иззет-паша ал-Абид, при всем своём политическом консерватизме, был не противником, а как раз сторонником модернизации, осуществляя на практике свои замыслы. Вероятно, решение проблемы двух «лагерей» исламских интеллектуалов в рассматриваемое время кроется в определении отношения их участников к исламской традиции, опорами которой являлись приверженность таклиду и суфизму. Для шейха Абу-л-Худы ас-Сайяди, шейха Ан-Набхани и их единомышленников современная им эпоха ассоциировалась не с реформами в исламе, а с той величайшей опасностью для ислама, которую несли с собой европейские колонизаторы, а также с попытками некоторых мусульман критиковать традиционный комплекс исламских представлений. С этой точки зрения претензии на иджтихад считались опасным вольнодумством, способным иметь негативные последствия для устоев власти, а критика в адрес суфийских шейхов воспринималась как попытка ослабить позиции верных слуг султана и дискредитировать их в глазах верующих. Традиционалисты не отвергали заимствование западного опыта в технологической сфере, но попытки рационалистического переосмысления текстов Корана и Сунны были для них кощунством. Сохранение и безоговорочное следование религиозно-правовой традиции, а также высокий авторитет суфийских шейхов выступали залогом стабильности и лояльности простых верующих в отношении священной власти султана-халифа.