Я уже собиралась сказать все это им обоим, когда вспомнила важную деталь.
Ведь Вадим говорил, что не только молчать «клиенту» опасно, но и врать. Получается, оговаривать себя Володину тоже не выгодно. Да что там, смертельно опасно. Если он начнет говорить то, что хотят услышать Димыч с Вадимом, но что правдой не является, ему все равно конец.
Может, не так уж плох этот способ? Но Андрюшу все равно жалко. Не хотела бы я оказаться на его месте.
Володин вдруг заплакал. Неумело, суетливо, быстро-быстро размазывая по щекам слезы.
— Чего вам надо от меня? — крикнул он срывающимся голосом.
— Правду. Карину кто убил?
— Это не я. Я не убивал никого, честное слово.
— Это мы уже слышали. Ты не убивал, просто рядом постоял, да?
— Да, — сказал Володин неуверенно.
— Про изменение биохимических параметров еще разок позволю себе напомнить, — подал голос Вадим. — Если реакция пойдет, никакое противоядие уже не поможет. Соврешь один раз, и все. Ситуация выйдет из-под контроля.
Он поднялся и взял Володина за запястье.
— Ну, вот, пульс уже учащенный. Неужели просто постоял рядом?
— Ну… я за руки ее держал. Мне Леха велел. А то она дергаться стала, руками махать.
— Просто за руки подержал, значит, — уточнил Димыч мрачно. — А так не убивал никого. Только подержал, чтобы этому ублюдку удобнее душить было. Немку тоже за руки держал? Или она не дергалась?
— Нет, она сонная была. Ей Леха снотворного дал, она почти спала.
— Не сопротивлялась, значит. Выходит, здесь вообще чистенький. Даже не держал, только смотрел, на подхвате был. Труп куда дели?
— За борт, — Володин мотнул назад головой.
— Кровь на палубе ее была?
— Ее. Леха сначала хотел труп разрезать, чтобы легче было выбрасывать, а то она здоровая, тяжелая…
Володин говорил торопясь, глотая слова, время от времени глубоко вдыхая, будто убеждаясь, что дышать еще может, ведь говорит правду, значит выживет, вон и дышать пока получается.
Плакать он перестал. Теперь по лицу его катился пот, а не слезы. Он снова покраснел. И говорил быстро-быстро, торопился, чтобы уложиться в отведенные полчаса, или сколько там ему осталось. Торопливо рассказывал, как они пытались расчленить убитую Анну, потому что дотащить до борта грузное тело у них не получалось даже вдвоем. Как искал он топор, а тот, что был на пожарном щите, оказался совсем тупым, и Леха орал на него, что сам он тупой, как этот топор. А ножом расчленить не получалось. И тогда они дотащили немецкую бабку до борта волоком, подняли в три приема и переваливали за борт. И кровью все угваздали, а Леха его заставил все отмывать, сам не захотел руки марать. Сказал, что самую тяжелую работу уже сделал, а от него требуется ерунда, раз ни на что большее он не способен.