Лошадь в пустыне не имеет цепы. Цирик на коне — что ветер в степи, ему не страшны расстояния. Пал копь — пропал всадник. Гоби не пощадит пешего. В трудном походе цирик сильнее привязался к коню: ухаживал за ним, как за ребенком, не жалел последнего глотка воды из фляжки, чтобы смочить ему пересохшие губы. Он даже научил Донжура укрываться от вражеской пули. Крикнет ему: «Хэвт!» («Ложись!») — и тот на всем скаку падает в песок.
Донжур не раз выносил хозяина невредимым из боевых схваток. Догонял врага на первой версте. Не бей его плетью, не коли шпорами. Потрепи ласково по гриве — все отдаст.
День только наступал, а дышать уже было нечем. От жары кружилась голова, сохло во рту. На ремне болталась пустая фляжка. «Где же твой конец, Гоби?» — прошептал Батын, вглядываясь из-под ладони в сизую даль, где в степном мареве дрожали синие призрачные озера — миражи. Время от времени он приподнимался на стременах, поглядывал на север. Там шел советский передовой кавалерийский отряд. Правее отряда — боковая застава и конный дозорный, его веселый, добрый нухэр. Они иногда съезжались вместе, перекидывались двумя-тремя словами. У обоих одна беда, одна забота: в пустыне мало воды, да и та отравлена.
Вчера Батын снова увидел русского дозорного.
— Сайн байну![6] — весело поздоровался тот, выехав из-за песчаного бугра.
— Дырасте! — ответил ему Батын.
Они пожали друг другу руки и поехали рядом — стремя в стремя. Улыбка русского нухэра светлая, как вода в Керулене, а глаза голубые, как монгольское небо.
— Найти бы нам хоть один чистый колодец! — воскликнул он.
Проехав так не более километра, вдруг увидели степной колодец и галопом помчались к нему. Как хотелось коснуться губами прохладной влаги, промочить пересохшее горло! Но… увы, у колодца следы, — значит, здесь побывал враг. Напрасно спешили — в воде стрихнин.
На сучке саксаула Батын увидел приколотый клочок рисовой бумаги — записка на монгольском языке:
«Вы не пройдете! Боги низвергнут вас в ущелье Большого Хингана. Вы прошли через мертвую пустыню — Шамо только потому, что обманным путем захватили ночью наши колодцы. Но через главные потоки рек вас не перенесет никакая сила. Мосты исчезнут.
Пусть погибнут русские, но монгольские цирики должны вернуться назад, чтобы жить. Их славные предки видели светлоликого всепобеждающего Тимучина. Пусть это великое имя хранит их от бед и несчастий. Это говорю вам я, потомок Дудэ, который был стремянным Джучи, сына Тимучина, я — Тимур-Дудэ».
— Кто такой Тимур-Дудэ? — спросил русский нухэр. — Он хочет нас поссорить.