Но Костюкову недолго пришлось помогать редактору. Пришел командир, укоризненно сказал:
— Неудачно вы подобрали себе художника.
— Почему же? Он хорошо рисует… — пояснил редактор.
— Об этом я знал еще год назад. Вот если бы вы помогли ему стать своего рода художником на учебном поле — я бы от души поблагодарил вас. — Майор повернулся к Костюкову и сухо, официально сказал: — Красноармеец Костюков, вас ждут спортивные снаряды.
Пришлось снова идти к турнику и снова, в который уж раз, тренировать свои мускулы, испытывать волю.
С приходом зимних холодов учиться стало еще труднее. Костюков приметил: чем хуже погода, тем она больше нравится командиру. В степи гуляет вьюга, метет сизая поземка. И ногам холодно, и руки зябнут. Засунет Костюков подбородок поглубже в воротник, чтоб потеплее было, вдруг слышит голос майора:
— Выше голову! Что нам ветер-то? Ведь он без сучков… — А потом подойдет поближе и скажет: — Держись, казак, атаманом будешь! — И так сверкнет своими черными задорными глазами, что невольно подумаешь: такому человеку действительно сам черт не страшен. Вот бы таким родиться!
В конце января дивизион начал собираться в зимний лагерь. Морозы стояли лютые. И в такое время предстояло больше недели прожить в чистом поле. Костюков думал об этом выезде с трепетом в душе. Он боялся не трудностей, которые ему придется пережить, а того, что вдруг не выдержит этих трудностей, простынет, заболеет гриппом, станет обузой и окончательно подорвет свой авторитет. «Вот так сын героя», — скажут потом солдаты.
Накануне выезда у Костюкова появилась небольшая надежда на «спасение». По графику подошла его очередь дневалить, и он должен был остаться в казарме. Но майор Кулиш, посмотрев список внутреннего наряда, сказал старшине своим твердым голосом:
— Костюков поедет на учения. — Потом обратился к младшему сержанту Койшегулову: — Надо приучить его к трудностям походной жизни, привить ему вкус к нелегкому солдатскому труду. Приказом здесь ничего не сделаешь. Приказом можно заставить солдата долбить мерзлую землю, тащить пушку. А вот чтоб он делал все это с душой, понимал смысл и значение своего труда — тут надо поработать. И немало…
На другой день дивизион выехал на учения. С утра было тихо и морозно, но к вечеру, когда артиллеристы преодолели большой отрезок пути, подул восточный ветер, а потом зашумела такая пурга — свету белого не видно. Дорогу замело, машины застревали через каждые пять — десять минут. Уже в сумерках заехали в перелесок, стало потише, зато там было больше снегу и машины буксовали чаще. Костюков сначала нещадно мерз, но потом нашел чудесное средство от холода — работа, движение. Как начнешь бросать лопатой снег — и мороз нипочем, даже жарко становится. Стараясь согреться, он работал усердно, во всю свою силу, и так устал, что, когда заехали в лес и натянули палатки, сел около печки и не мог пошевелиться — как прикипел.