— Теперь, когда мы разобрались, наконец, с тем, как вас зовут и сколько вам лет, давайте начнем с тех печальных событий, что привели к самоубийству одной из Воспитанниц Пансиона, — сказал Следователь.
— Если, конечно, это было действительно самоубийство, — заметил я, — а не убийство, с попыткой замаскировать его под самоубийство.
— У вас есть причины полагать, что это было именно убийство? — тут же задал мне вопрос Следователь и коли адвокат мой не кашлял и не стучал по столу, я ответил:
— Когда-то, одна из моих родственниц, я уже не помню, кто именно, — произнес я, кинув взгляд на «бабулю», — поведала мне, что, не в столь далекие от дня сегодняшнего, «прекрасные времена», девушку, которая посмела «опозорить Семью» своими действиями, ждало что-то очень нехорошее, возможно даже, смерть от рук ее же родственников, так что, отвечая на ваш вопрос — хоть у меня и нет никаких тому доказательств, но все же, я не могу исключить вариант ее убийства.
Когда я сказал это, в Зале повисла тишина, а «бабуля», «цокнув» языком, с явным неудовольствием глядя на меня, покачала головой.
Я заметил, как адвокат тихонечко, одним мизинцем, пару раз ударил по столу, мол, не забывай, что значит «отвечать кратко».
— Это «художественное преувеличение», — ответил, наконец, следователь, «переварив» услышанное, — мы же, в конце-концов, живем в XXI веке, в просвещенной и цивилизованной стране, так что у следствия пока нет причин полагать, что в данном случае имело место быть убийство.
Ага! Цивилизованная страна, XXI века, где Семья может безнаказанно «подарить», в качестве «игрушки», четырнадцатилетнюю девушку какому-то…
— Скажите, Кайа, — продолжил Следователь, — вы были хорошо знакомы с этими двумя, что запечатлены на той виртуальной записи?
— С умершей — я знакома не была вовсе. С другой, с бывшей Главой Совета Старшеклассниц, с Татьяной, мы были знакомы «постольку-поскольку», «шапошное» знакомство, так сказать.
— Понятно, — ответил тот, — а с этой Татьяной у вас имелся конфликт? Некоторые свидетели, которых мы уже успели допросить, утверждают, будто из-за нее вы не попали на школьную Олимпиаду по математике, из-за чего, были с ней сильно не в ладах.
— Я возражаю против подобных формулировок, — заявил Федор Никифорович, — и напоминаю уважаемому Следователю, что Кайа Игоревна находится в статусе свидетеля, а не обвиняемой!
— Хорошо, — ответил тот, — спрошу по-другому, имелась ли у вас, Кайа, личная неприязнь к этой Татьяне?
— Да, конфликт имел место быть, — не стал я отрицать очевидного, — но он был исчерпан, когда Татьяна разрешила мне участвовать в Олимпиаде по физике.