Волчок-доносчик (Салиас-де-Турнемир) - страница 4

Герцог уверял и все в столице повторяли, что члены комиссии, судящие Волынского, нарочно избраны из чисто-русских людей, чтобы суд был совершенно беспристрастен. И только немногие умные и дальновидные люди чуяли, что Артемию Петровичу Волынскому не нынче-завтра будет худо и что в лице его будет осрамлен, затоптан в грязь и погублен весь русский лагерь.

В этот вечер дети и Волчок сидели особенно смирно.

Ужин кончился. Дети простились с отцом и собрались спать, а Волчок по обыкновению отправился за ними наверх по лестнице. Он почему-то всегда присутствовал при их туалете вечером. Когда же они улягутся по постелям, Волчок осмотрит всех, как надзиратель в училище, повернет направо и налево свою умную, серьезную морду и затем, как то важно махнув хвостом, отправится вниз и ляжет около письменного стола своего барина.

Когда Волчок возвращался сверху, то Сонцев знал, как-бы по докладу, что дети уже в постели.

— Что? Уложил? — спрашивает он иногда в шутку.

Волчок тяфкал в ответ, будто понимал вопрос.

Вообще присутствие Волчка в доме было настолько разумно, он был так умен и точен в своих простых действиях, что по ним можно было узнавать многое.

На этот раз не прошло часу, как Волчок вдруг чуть-чуть взвизгнул, не жалобно, а весело, и поднял голову к растворенному окну. Вскочив с места, он положил передние лапы на окошко и начал лаять, поглядывая то в окно, то на Сонцева. И тотчас Сонцев опять понял доклад Волчка. Он догадался, что кто-нибудь из очень близких людей идет мимо дома или же остановился на подъезде. Так как было уже поздно, то посещение, нежданное и негаданное, близкого человека должно было означать что-нибудь особенно важное.

Сонцев поднялся с места, вышел в переднюю, сопутствуемый прыгающим Волчком и, действительно, увидел, что на подъезд входит человек, тщательно уткнувший лицо в воротник шинели, несмотря на то, что на дворе стояла теплынь.

— Григорий Николаевич, — воскликнул Сонцев, узнав Теплова. — Чего это ты так поздно? Иль беда какая?

Теплов сбросил шинель, молча и быстро подошел к приятелю и, взяв его за руку, также молча потянул в кабинет. Он был бледен, как снег, и глаза особенно сверкали от чрезмерного волнения.

— Что такое? — воскликнул Сонцев.

Теплов хотел заговорить, но губы его дрожали, он едва мог только вымолвить одно слово:

— Осужден!

— Кто? Артемий Петрович? — воскликнул Сонцев.

— Осужден на смерть! На казнь!

И оба друга замолчали. Теплов начал ходить по горнице, ничего не говоря, но шевеля губами и размахивая руками. Очевидно, что целые речи, горячие и сердечные, просились ему на язык, но он не сообщал ничего другу, так как все это тот знал, чувствовал и думал то же в эту минуту.