– Ну, с богом! – перекрестившись на всякий случай, я отперла все замки и засовы, открыла дверь и застыла, держась за косяк.
Переступать условную границу порожка было страшно.
Чпоканье и кваканье снова послышались, и доносились они из-за угла, так что мне никак не увидеть источник их происхождения. Ладно, ждём. Кто бы сейчас сюда ни шёл со своей лягушкой, он явно из потенциальных клиентов отеля. Иначе бы мы тут не очутились.
– О-о-у-у… – выдала, когда тот, кого я ждала, появился в поле моего зрения.
Я думала, что идёт кто-то с лягушкой. Ошиблась. Это шла… нет, не лягушка. А огромная оранжевая шестилапая жаба. Вот прямо совсем огромная, как бегемот. И совсем оранжевая, как апельсин. Жаба смотрела на меня большими грустными глазами, её горло раздувалось, и периодически изо рта вырывалось кваканье.
Но это не всё. Правой средней лапой она держала верёвочку, которая служила поводком. А на поводке – мышь. Летучая. Но не в смысле «летучая мышь», которая нетопырь, живёт в пещерах и висит вниз головой под сводом. А самая обычная мышь, пушистенькая, глазастенькая и с хвостиком. Только что не серая, а рыжая, и на её спине крылья мотылька. Тоже рыжие. И мышь эта размером с хорошо упитанную овчарку.
Представили картину? Грустная шестилапая жаба размером с бегемота тащит вместо воздушного шарика крылатую мышь размером с собаку.
У меня вырвался нервный смешок. Потом я икнула и на всякий случай протерла глаза. Мало ли, может, у меня белая горячка началась после ночной попойки в компании смерти.
– Оно настоящее? – вдруг басом спросила мышь и спланировала на спину жабе.
От столь глубокого и низкого тембра, исходящего из тельца… странного такого крылатого мышиного тельца, я вконец обалдела.
– Ква-ажется. И ква-аже разумное.
Они про меня, что ли? Оно?!
Это меня поразило даже больше, чем то, что жаба и мышь разговаривают. В конце концов, в нашем дурдомчике у жаб шесть лап, а у мышей крылья мотылька. Так отчего бы им не разговаривать?
– Приветствую вас, уважаемые, – не трогаясь со своего удобного порожка, поздоровалась я.
– Точно! Оно живое, настоящее и разумное, – кивнула мышь. – Что будем с ним делать?
– Кви́скнем? – задумчиво вылупилась на меня жаба.
– Не надо!!! – на всякий случай отказалась я от перспективы быть квискнутой, что бы это ни было. – И я не «оно», а «она». Я женского пола.
– Самка, значит. Самок обижать нельзя. Не будем квискать. – Сообщив это, мышь открыла пасть и когтем правой передней лапы поковырялась в зубах.
У меня снова вырвался несколько истерический смешок.
– А что ты здесь делаешь, самка неведомого существа? – моргнула жаба. Её речь перестала перемежаться квакающими звуками и стала вполне связной.