Я промолчал. Что ему сказать? Что глупостей не должны делать они? Что если они посмеют сделать эти самые глупости, я очень разозлюсь и буду их немножко вешать и немножко стрелять? «Малшик, ты будешь висель на эта верьевка!»
Я нахожусь тут до тех пор, пока сам считаю это необходимым, и никак иначе. Пока не удостоверюсь, что смогу вытащить отсюда Юсаса, не подвергнув его опасности.
Ожидание длилось около получаса. Мне до-чертиков надоело сидеть, и я уже собрался возмутиться, когда дверь тихо, без скрипа растворилась и на пороге показался ОН.
Я его не узнал. Я его не узнал! Это был не Юсас! Куда девался тот шустрый худенький мальчишка, вечно стреляющий глазами на предмет опасности и чего-нибудь попереть? Глаз у Юсаса теперь не было вообще. Один был страшно изуродован вместе с глазницей – ей скорее всего досталось сильным ударом. Не было и второго глаза – веки запали внутрь, и голову Юсас держал так, как держат ее слепцы – будто прислушивался к тому, что происходит вокруг. Да почему – «будто»? Именно прислушивался, а как еще ему получить информацию от мира?
Волосы, прежде черные, как вороново крыло – были полуседы. Губы тоже запали – так бывает у стариков, когда они вынимают вставную челюсть.
Лицо перекосилось, стало ассиметричным. Возможно – после лицевых травм, переломов.
Ноги не было почти по колено, обрубок замотан какой-то тряпкой, и видно, что намотали ее недавно. Она была чиста. Впрочем, как и вся одежда парнишки – мятая, но чистая. Похоже, что его готовили перед встречей со мной, вымыли и одели.
Он шел на костылях – медленно, трудно, и было видно – Юсас совсем не умеет на них ходить. Не привык.
Позади Юсаса шел двойник того мужчины, что стоял сейчас рядом со мной – такой же неприметный, такой же безликий. Человек-тень, человек-крыса. Я уже знал, как здесь называют агентов тайной стражи – «крысы»! А что, очень дельное имя для этой службы. Нет-нет, ничего оскорбительного! Крыса умна, опасна, пролезет в любую дырку и размножается, как…как крыса! Так что наоборот, сравнение с крысой для агентов должно быть лестным!
Но сейчас я об этом не думал. Меня трясло от злости, от ярости, от желания мстить тому, кто все это сделал. И я вскочил со скамьи, бросившись вперед.
Звякнули цепи, горло перехватило, стальной ошейник сжал его с уверенностью капкана. И я громко и хрипло выругался – по-русски, выдав длинное и многосложное определение этого мира и этих людей.
Интересно, конечно читать про средневековье, о том, как там мучили и сжигали людей, и попивать чек, запивая им овсяную печеньку, ибо овсяная полезна нашему здоровью. А вот сидеть на цепи в этом самом средневековье, и смотреть на то, как ведут твоего друга, изувеченного до неузнаваемости – это совсем уже другое дело. Плохое дело. Гадкое дело.