* * *
– А дедушка – мой папа? – спросил Эли, поедая макароны с сыром и пытаясь донести их до рта прежде, чем они упадут с ложки. Он отказался от моей помощи, но с такими темпами скорее умрет от голода.
– Нет. Дедушка мой папа. А для тебя он дедушка.
– Тогда кто мой папа?
Вот и он, вопрос, который прежде еще никогда не звучал. Ни разу за три года. Он повис в воздухе, дожидаясь ответа. И как бы я ни опускала голову и не прикусывала язык, он не исчезнет.
Я спокойно закрыла дверцу холодильника и налила Эли молока в стакан, пытаясь оттянуть время.
– Мама! Кто мой папа?
Эли отбросил попытки есть ложкой и принялся загребать макароны руками. Они выскальзывали из его крошечных кулачков, так и не попадая в рот.
– Твой папа Моисей, – наконец выпалила я.
– МО-И-СЕЙ! – Эли рассмеялся, произнося каждый слог с одинаковой выразительностью. – Смешное имя. И где сейчас МО-И-СЕЙ?
– Я не знаю.
Смех Эли затих.
– Как это? Он что, потерялся?
– Да. Именно так.
И от этого у меня до сих пор ныло сердце.
Эли молчал несколько секунд, продолжая черпать макароны. Я понадеялась, что он уже потерял интерес к этому разговору, и наблюдала, как ему наконец удалось закинуть несколько оранжевых макаронин себе в рот. Эли довольно улыбнулся и радостно зажевал, шумно проглатывая их, прежде чем продолжить:
– Может, я смогу найти его. МО-И-СЕ-Я. У меня это хорошо получается.
* * *
«Он вернул меня», – сказал Моисей. Быть может, Эли действительно его нашел. От этой мысли я споткнулась и, отмахнувшись от воспоминания, прошла на кухню и подхватила альбом со столешницы. Затем остановилась на секунду, гадая, не оставить ли ему что-нибудь на память. У меня хранились копии фотографий, да и некоторые из них были настолько похожими, что я могла оторвать парочку от сердца. Но мне не хотелось доставать все из альбома, чтобы отобрать их, как и оставлять драгоценные фотографии на столешнице, где их смогут увидеть Лиза и Таг. Я так не могла. А затем мне пришла в голову идея. Я сделаю для Моисея отдельный альбом. Отсканирую фотографии, у которых нет копий, и напишу даты с описаниями, чтобы он знал все подробности, как и хотел.
Приняв решение, я взяла альбом и повернулась к выходу. В этот момент мой взгляд зацепился за стены в гостиной, и я застыла. Посредине дальней стены, примерно на три четверти от пола, начала облезать краска. И я говорю не о маленьком пузырьке, а о круге размером с мою ладонь. Белые края облупились, являя темные завитки.
Я подошла к тому месту и попыталась пригладить их, гадая, что же произошло. Это напомнило мне о том, как мама перекрашивала кухню, когда мне было десять. Стены покрасили еще в семидесятых, и когда она покрыла их новым голубым слоем, краска отшелушилась точно так же. Это было как-то связано с масляной и водной основами, но в детстве меня не заботили такие подробности. Мне просто нравилось отрывать длинные полосы краски от стены под жалобы мамы о потраченном впустую времени. В конечном итоге родителям пришлось обработать стены каким-то растворителем и даже отшлифовать их для верности.