— Даже не знаю, что и думать… — растерянно пробормотала свекровь, на ее лице читалось сомнение.
— Да вас просто пытаются обвести вокруг пальца! — Лера не теряла надежды достучаться до женщины, которую еще совсем недавно называла мамой. — Лешенька — мой ребенок, я его родила! Очнулась — а его забрали. Я не понимаю, зачем тебе это нужно?! — последняя фраза относилась уже к сестре.
— Ты переигрываешь, Лия, — строго отозвалась Амелия. — Всему есть придел. Выпей чаю, приди в себя, поговорим, когда ты успокоишься.
И, подхватив Леру под локоть, буквально заставила ее опуститься в кресло, в котором еще совсем недавно сидела сама. Затем поставила перед ней чашку с дымящимся чаем и пододвинула блюдце с десертом.
— Ты что, издеваешься?! — поднялась так резко, что чуть не опрокинула на пол посуду. — Зачем ты так поступила? Зачем тебе мой ребенок?!
— Это мой ребенок, — спокойно и холодно перебила сестра.
— Нет! Я его родила, я! — закричала так громко, что чуть не оглохла. Крепко зажмурилась, чтобы не видеть это жестокое лицо, эти лживые глаза, больше напоминающие стылый лед, этот взгляд, в котором полыхают искры злорадного торжества.
— Уходи, Лия, — безжалостно бросила Амелия.
— Это ты уходи! Ты здесь чужая, хватит притворяться!
В этот момент из соседней спальни послышался детский плач, и сердце застонало, закровоточило.
— Заканчивайте этот балаган! — раздался голос Ильи. — Лера, иди, помоги мне!
Она бросилась было к малышу, но охранники, появившиеся так не вовремя, грубо оттащили к выходу. Вместо нее в спальню к сыну гордо прошествовала Амелия.
— Лешенька, сыночек мой, ты чего плачешь? — послышался ее медовый голосок.
И эти слова — «сыночек мой» — звучали как приговор. Страшно и необратимо. Ее, Амелии, сыночек, и ничей больше. Именно в эту секунду Лера наконец четко и ясно осознала: у нее больше нет ни мужа, ни сестры. Поняла, что никакие уговоры, никакие слезы и мольбы на них не подействуют. Этих черствых и бездушных монстров нужно бить их же оружием. Бить безжалостно и хладнокровно. И она больше не собиралась терять ни минуты!
— По-моему, ясно, кто из вас двоих рожал! — уперла руки в бока свекровь. — Эй вы, а ну отпустите ее! — обратилась она к охранникам. — Не видите, что девочка еле на ногах держится! Совсем совесть потеряли!
Голос Киры Андреевны доносился как из вакуума. Тиски разжались, перестали сковывать — эти здоровяки все-таки послушались и ее отпустили. Но, не найдя опоры, потеряла равновесие и рухнула на диван. Началась суета, послышались голоса, плач ребенка. Все происходило будто во сне.