Людмила Ивановна присела на скамейку и попыталась унять душевную смуту, убедить себя в том, что все хорошо, все правильно. Ничего плохого она не совершила, просто выполнила свою работу. И женщину винить трудно. Она ведь хотела помочь, дать возможность интервьюеру заработать деньги. У нее мать также по домам ходит, бывают же такие совпадения. Выходит, что виноватых нет, однако в сумочке лежит набитая враньем анкета. И что с этим делать?
Хватит рассиживаться. Надо доехать до офиса и отдать две толщенные анкеты, добычу сегодняшнего трудового дня. Людмила Ивановна усилием воли встала на гудящие от усталости ноги и зачем-то на прощанье обвела взглядом окна дома. Лучше бы она этого не делала. В одном из них колыхалась штора и маячил знакомый женский профиль. Растительное масло возвращалось из эвакуации на родину, встав в шеренгу между сахарницей и солонкой. На душе стало совсем муторно.
В офисе она сдала анкеты и подписала документы на оплату сделанных анкет и на расторжение трудового договора.
– Не мое это, – объяснила она молодому человеку, проводившему инструктаж.
– Вольному воля, – философски заметил он.
Стало понятно, что он давно привык к текучке интервьюеров. Они протекали перед его глазами, как вода в водопроводном кране. Не удержишь. Да и зачем?
В коридоре встретилась толстая Сима. Она шла, как танкер, груженный полной сумкой анкет.
– Че? Много сделала?
– Ухожу я, не мое это.
– А я говорила, что респонденты рога-то пообломают! – покровительственно сказала Сима. – Хлюпики вы все, интеллигенты. Не прошли аммиачный цех, вот и не приспособлены к жизни.
Людмила Ивановна уходила из социологии. И жалела только о том, что не увидит больше Нелю и не узнает, чем закончилась ее история с вдовцом-респондентом.
Уборки бывают разные. На разную глубину.
Когда через час могут нагрянуть гости, уборка сводится к косметическим мерам. Все, что выдает бардак, распихивают по укромным местам. Туда, куда неприлично заглядывать чужим людям, – в шкафы, под кровати, кто как привык. Людка, продавщица овощного отдела, в случае экстренной уборки прятала хаос в стиральную машинку или выкидывала на лоджию.
Но бывает уборка по вдохновению, когда руки чешутся навести порядок, при котором жизнь вещей станет такой же упорядоченной, как секс батюшки и попадьи. Людка регулярно переживала такое состояние. Не в смысле секса, с ее Ваньком это не грозило, а исключительно в смысле периодических приступов, толкающих на героическую расчистку квартиры от ненужных вещей.
Людка понимала, что и с Ваньком, и с ненужными вещами нужно что-то делать – на обоих фронтах полная беда. Но она бездействовала, терпела, а может, просто жалела силы, щадила себя. Все-таки сорок лет недавно исполнилось, поберечь себя надо. Для генерального наступления не хватало пороха. Но периодически ее подмывало что-то изменить в своей жизни. Это желание подкатывало изнутри, как неожиданный рвотный спазм, как будто Ванек вызывал у нее токсикоз. Еще час тому назад все было если не хорошо, то сносно – и вдруг толчки энергии словно подбрасывали ее, и она испытывала неудержимые позывы как-то облагородить свою жизнь. Но даже в этом состоянии, переполненная решимостью резких действий, она догадывалась, что с Ваньком разобраться труднее, чем с ненужными вещами. Да и вообще на двух фронтах сразу воевать затруднительно.