Поглощение гражданского судопроизводства уголовным
Одной из заметных тенденций стало существенное практическое снижение роли гражданского судопроизводства. На первый взгляд этот тезис покажется спорным, особенно на фоне победных реляций арбитражных судов о триумфальном росте числа рассматриваемых ими дел. Но дело не в количестве дел, а в их качестве, если так можно выразиться. В реальной жизни решение по хозяйственному спору в рамках гражданского судопроизводства перестало зачастую быть окончательным. Не достигнув удовлетворения в арбитражном или гражданском суде, стороны все чаще прибегают к испытанному методу — пытаются превратить гражданско-правовой конфликт в уголовно-правовой, вовлечь государство со всем его «аппаратом насилия» в свой частный спор, заставить правоохранительные органы работать «на себя». То, что невозможно получить в рамках гражданского судопроизводства, оказывается вполне возможным заполучить при помощи уголовного преследования оппонента, причем практически даром. Именно отсюда — повсеместно наблюдаемая практика перерастания, перерождения гражданских дел в уголовные. Это рождает в обществе неадекватное представление о роли уголовного права и уголовного судопроизводства в системе права в целом, которое уже даже находит теоретическое закрепление. Некоторые юристы уже заявляют, что система российского права — это пирамида отраслей, вверху которых расположилось уголовное право. На практике это выражается в том, что обвинение в мошенничестве превратилось в своеобразный «черный ящик», в который попадает «все, что плохо лежит». Любая гражданско-правовая сделка, особенно в сфере кредитно-денежных отношений, может сегодня стать поводом для возбуждения уголовного дела. Исчезла граница между уголовными преступлениями и административными и гражданско-правовыми проступками. Все это реально создает огромную неопределенность для участников хозяйственных отношений и для простых граждан и очевидно препятствует дальнейшему экономическому росту, если не понимать под последним исключительно рост доходов от контролируемого государством экспорта природных ресурсов.
Формирование репрессивных технологий
Как и восемьдесят лет тому назад, в недрах правоохранительной системы стали формироваться технологии массового осуждения, своего рода юридические лекала, позволяющие поставить производство сфабрикованных уголовных дел «на поток». Эти технологии довольно просты и вряд ли могут быть названы вполне оригинальными. Тем не менее они несут на себе и отпечаток той эпохи, которую сегодня переживает Россия. Основу этих технологий составляет триада: презумпция виновности, оговор и подлог. Они могут применяться по отдельности, но, как показывает опыт, чаще используется вместе, как своего рода «джентльменский полицейский набор». Структура обвинительных заключений, направляемых сегодня в суд, такова, что виновность в них не является тем, что подлежит доказыванию, — она не доказывается, а провозглашается. Обычная формула практически по любому резонансному делу выглядит приблизительно так: «Обвиняемый в неустановленном месте, в неустановленное время, с неустановленными лицами с намерением совершить преступление заключил сделку, хотя формально и являющуюся законной, но по сути имеющую целью похитить имущество (всю нефть, весь лес, все акции «Газпрома» и так далее)». Это было бы хорошей шуткой, если бы не было почти цитатой. При таком подходе обвиняемый вынужден возлагать бремя доказывания своей невиновности на себя, что в большинстве случаев невозможно сделать. При этом в качестве основного доказательства все чаще используется оговор. Следствие широко применяет с этой целью возможности досудебного соглашения с провокаторами, которые, руководствуясь самыми различными мотивами, обвиняют в совершении преступления тех лиц, на которых указывает следствие. Следует заметить, что на протяжении многих лет более двух третей приговоров по уголовным делам в России выносятся в так называемом упрощенном порядке, то есть без рассмотрения дела по существу, без представления и исследования доказательств, вне состязательного производства. Даже заседание сталинской «тройки» выглядело более формализованным процессом, чем тот порядок судопроизводства, который возобладал в России в начале XXI века.