Революция и конституция в посткоммунистической России. Государство диктатуры люмпен-пролетариата (Пастухов) - страница 191

У Запада есть существенное преимущество перед Россией — там помимо либерального фундаментализма и прочих радикалов всех мастей есть устойчивая традиция подлинного либерализма. Поэтому Запад в принципе способен принять вызов и очередной раз трансформировать европейское общество в нечто совершенное новое, не имеющее пока прецедентов в истории. России же, где голоса других «европейцев», кроме «западников», почти не слышны, а голоса «западников» тонут в модном хоре правых и левых радикалов, сделать это гораздо сложнее.

Радикализм легко может снова втянуть Россию в какой-нибудь кровавый эксперимент, из которого дай Бог ей выйти живой. Более всего не хотелось бы, чтобы вновь сбылось мрачное пророчество Чаадаева: «Мы ничего не дали миру, ничему не научили его, мы продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для последующих поколений».

После краха коммунизма Россия почти целое десятилетие ходила как неприкаянная — не могла свыкнуться с мыслью, настойчиво продвигавшейся отцами-основателями перестройки, что можно жить без идеологии. Первой очнулась власть и стала экспериментировать «в пробирке», пытаясь в тишине номенклатурных дач создать «ручную идеологию» — компактную и удобную в управлении. Но все эти эксперименты ожидаемо заканчивались ничем, пока за дело не взялась сама жизнь. Победа реакции и окончательное прощание с перестроечными иллюзиями вывели русское общество на новую идеологическую орбиту — русский фашизм стал настойчиво стучать в двери истории, еще не успевшей прийти в себя от коммунизма.

В сложное для страны время сторонники Владимира Путина возвысили свой голос в защиту русского государства и русской церкви от угроз, которые, по их мнению, несут с собою, «западничество» и неразрывно связанные с ним либерализм, демократия и рынок.

Они живописуют бесчисленные бедствия, которыми чревато разрушение «незыблемых основ» русской государственности, в том числе государственной собственности и властной иерархии. При этом они уклоняются от обсуждения рисков, связанных с сохранением в неизменном виде сложившегося порядка вещей.

Положение России в мире даже хуже, чем это описывают современные государственники, но из этого вовсе не следует, что они правы. Скорее наоборот, это положение уже настолько плохо, что Россия больше не может позволить себе щедро оплачивать их иллюзии и фантазии.