Революция и конституция в посткоммунистической России. Государство диктатуры люмпен-пролетариата (Пастухов) - страница 244

Конституция 1993 года, несмотря на свою внешнюю «текстуальную» привлекательность, в принципе могла устроить и генеральных секретарей коммунистической партии, и представителей династии Романовых. И те и другие после некоторой адаптации смогли бы в привычном для себя режиме осуществлять свою абсолютную власть, не стесняясь «присутствия» этого замечательного документа. По сути, Конституция 1993 года находилась в русле идей Манифеста 17 октября, изданного Николаем II, — самодержавие остается незыблемым, но мирится с «вкраплением» в свою ткань чужеродных, декоративных конституционных элементов.

Наверное, это прозвучит для русского уха несколько непривычно, но вообще-то гордость русского посткоммунистического конституционализма — «права человека» — не главное в конституции, а всего лишь юридическая фикция, созданная для того, чтобы обозначить границы применения властью насилия. Как и всякая фикция, она полезна не сама по себе, а лишь в той степени, в какой способна выполнять свое предназначение, — а именно определяет эти самые границы. Но новообращенный русский «либерализм» воспринял концепцию «прав человека» абсолютно, приблизительно так же, как новообращенные дикари — христианство: они соорудили «правам человека» памятник в виде «второй главы» конституции, водрузили его на место поверженных ранее идолов и стали ему молиться. Во всем остальном, помимо гимна «правам человека», Конституция 1993 года воспроизводила политический код Российской империи. А в тех местах, где демократические декларации расходились с имперскими принципами, оказались расставлены многоточия недомолвок, которые впоследствии были заполнены очень скверной антиконституционной практикой. Это была конституция, в которой на поверку не оказалось ничего конституционного.

Такая конституция не только допускает, но и предполагает обязательное существование некой другой, внутренней конституции, не озвученной, но зато настоящей, по лекалам которой и выстраиваются реальные политические отношения. Главный российский конституционный принцип — один пишем, два в уме. Пишем «президент» — подразумеваем «монарх», пишем «суд» — подразумеваем «администрация», пишем «право» — подразумеваем «телефонное». В Англии нет писаной конституции, но власть живет по конституционным законам. В России есть писаная конституция, но власть живет по конституционным понятиям. Это противоречие является основным политическим противоречием эпохи и рано или поздно будет разрешено русской историей в пользу конституционной законности с помощью нового конституционного проекта.