Господин изобретатель. Часть III (Подшивалов) - страница 52

Маша села рядом со мной на сиденье, попросила рассказать ей что-нибудь, лучше по-русски. С недавних пор мы стали учить друг друга языкам: я ее – русскому, а она меня – амхарскому, читали стихи, пели песни, кто что знал. Поскольку Маша по-амхарски говорила в детстве, то и песенки у нее были детские, но весьма забавные. Я старался из всех сил, выуживая из памяти все новые строфы, но получалось какое-то попурри, а говоря по-русски, мешанина. Но нам было интересно, мы забавлялись, и я понимал, что Маша – все еще большой ребенок, хотя очень умный и тонко чувствующий, но – ребенок. Все это время, пока мы ворковали, рядом, почти вплотную, ехал телохранитель Саид, тот, что немой, и держал над Машиной головой большой зонт на длинной ручке, так, чтобы тень падала на лицо его госпожи.

Наконец, Машу утомила моя болтовня и мерное раскачивание коляски и она заснула у меня на плече. Я держал ее обнимая, чтобы она не стукнулась о пулемет, если коляска подскочит на камне, но дорога была весьма ровная и особенной тряски и толчков не было. Башня с флагом была условной границей французского Сомали и той нейтральной территории, которая формально никому не принадлежала, потому что никому не нужна эта безжизненная пустыня, ни Франции, ни Абиссинии. Конечно, там вольно себя чувствовали сомалийские племена, никому не подчиняющиеся и ведущие кочевую разбойничью жизнь. Это была их территория, где они были хозяевами, к счастью для путников, выжить здесь было трудно и разбойники только передвигались по пустыне, чтобы напасть на соседей или торговые караваны, а не сидели, перекрыв дороги. О дорогах: я спросил Машу, представляет ли она, где мы едем, и по этой ли дороге пойдет наш второй караван. Она мне ответила, что вчера задала похожий вопрос Хакиму и он сказал, что поведет нас той дорогой, которую знает и та, которая ему кажется безопасней. Большинство караванов ходят другими тропами, там больше вероятность встретится с разбойниками. Теперь я понял, почему я не вижу никаких признаков дороги, с точки зрения европейского человека, даже обычного мусора, который оставляют после себя люди, ни следов костровищ, ни костей животных (а то и людей, погибших в пустыне и растерзанных падальщиками и хищниками), ни тряпок, ничего. Поверхность была однородной, плоская мелкая галька и песок, кое-где заросли низкого кустарника, которые мы легко объезжали. Между тем, воздух разогрелся где-то до 40 градусов Цельсия и стало просто жарко. Посмотрел на часы – мы едем пять часов, выехав в половине шестого, через полтора часа надо разбивать лагерь и перебираться в тень, иначе мы испечемся заживо. Лошади едва плелись, теперь пешеход мог с легкостью обогнать их. Наконец, через полчаса, приехал казак и сказал, что проводник велел останавливаться и разбивать лагерь. Я посмотрел вперед и увидел акациевые кусты, возле которых уже натягивали парусиновый тент для лошадей. Постепенно вся наша колонна подтянулась к лагерю. Маша так и дремала у меня на плече, а Саид замер рядом с госпожой со своим большим зонтом (мне от него тоже доставалась тень). Казаки стали поить расседланных и развьюченных лошадей, наливая в ведра воду из бурдюков, кто-то уже запалил костер, готовясь сначала закипятить воду для чая, поскольку я строго-настрого запретил пить воду из бурдюков. Наконец, Машины слуги закончили ставить шатер и я перенес Машу внутрь. Я велел поставить брички так, чтобы пулеметы смотрели в разные стороны и перед ними не было ничего, мешающего стрельбе, заодно выговорив экипажу замыкающей тачанки за вольготную езду и привязанную сзади лошадь. Наконец все лошади попили (воду им дали в два присеста, по половине дневной нормы за раз), вечером будет еще такое же питье. Заметил, что казачьи лошади пили почти в два раза меньше, чем вьючные артиллерийские, оказавшиеся основными водохлёбами. Мулы довольствовались ведром воды каждый и по-моему им этого хватило, они выглядели бодро и весело махали хвостами. Вернулись разъезды, которые успели еще настрелять четырех диг-дигов. Я попросил одного дать в Машин обоз, может барана пока пожалеют. С удивлением отметил, что вместо восхищения стрелковыми способностями моих людей, ассасин недовольно нахмурил брови, да и у остальных телохранителей дареная коза особого удовольствия не вызвала, вот гвардейцы радостно загомонили, но Хаким оборвал их веселье и подошел ко мне. Он сказал, что это – его вина, в том, что он не предупредил моих людей, чтобы в походе они не стреляли зря – пусть больше так не делают, но за дар поблагодарил. Спросил, что они так могут привлечь ненужное внимание к каравану и Хаким кивнул. Задал вопрос о том, как мы выполнили план по передвижению и какая дорога нас ждет завтра. Проводник ответил, что шли хорошо, а завтра будет самый тяжелый переход, но в конце будет колодец.