– Это моё пение? Но зачем? – спросила Ариэль, которую позабавили слова чайки. Руки девушки по привычке повторяли её слова на языке жестов.
– Ну, скажем, оно становилось всё громче.
Русалка заморгала, глядя на чайку.
Затем она начала смеяться.
Она смеялась так сильно, что ей стало трудно дышать. Девушка буквально зашлась в смехе, который вырывался из её лёгких вместе с воздухом. Было так здорово, что она вновь могла выражать эмоции подобным образом, а не просто молчаливо признавать, что какие-то слова или действия кажутся ей умеренно забавными.
– ...Прошу прощения? – произнесла Джона несколько обиженно.
– О... просто... –Девушка глубоко задышала, пытаясь взять себя в руки. – Я просто сидела здесь, думая о пении и о том, как сильно всем нравилось слушать, как я пою, и как меня чествовали за мой голос, и как кое-кто влюбился в меня из-за моего голоса, и тут ты... – Не сдержавшись, она прыснула снова.
Чтобы получше рассмотреть русалку, Джона сначала повернула голову вправо и взглянула на неё левым глазом, затем – в другую сторону, посмотрев правым:
– Я хочу сказать, ну, это было... неплохо. Я просто хотела сказать, что на звук твоего пения сбежалась бы дворцовая стража.
– «Неплохо»? Тебе доводилось слышать что-то получше? – полюбопытствовала Ариэль полушутливо.
Джона на секунду открыла клюв, потом закрыла, осторожно подбирая слова, поскольку теперь ей стало очевидно, что её рассуждения прозвучали грубо:
– Твоё пение необычайно, оно феноменально, в нём есть что-то такое, что роднит его с самими силами природы, вроде ветра и моря. Но если ты хотела узнать о том, какое впечатление оно производит лично на меня, я тем не менее сказала бы, что предпочту ему крики себе подобных, или беспечную трель песчаника, или печальный клич ржанки. Я нахожу их более понятными.
Ариэль закрыла рот рукой, чтобы сдержать очередной взрыв смеха. Вместо этого она лишь тихонько пискнула.
– Что? – спросила птица обескураженно.
– Ты мне нравишься, Джона, – ответила девушка, потрепав пёрышки на груди птицы. Закрыв глаза, чайка чуть подалась вперёд, принимая ласку.
– Ариэль! Что я слышу, ты – поёшь!
На песок недалеко от них с грохотом приземлился комок серо-белых перьев. Оправившись от жёсткой посадки, Скаттл по-птичьи заключил девушку в объятия: закутал её в свои крылья.
– Так и есть, – ответила она, гладя его по голове.
– О, так здорово слышать твой голос, – со вздохом произнёс Скаттл. – Это заставляет моё старое сердце... В общем, ничто не может быть лучше.
Ариэль улыбнулась. В его словах было что-то особенно трогательное: «Так здорово слышать твой голос», – он ничего не сказал про её пение, лишь только заметил, что было здорово слышать, как она говорит. Он искренне радовался уже тому, что русалка вернула свой голос, – независимо от того, как она намеревалась им воспользоваться.