Бутурлин пришел в себя быстро, к утру, и так же быстро, как ему казалось, добрался на постоялый двор… Однако по пути его видели очень и очень многие. Мелкие торговцы, нищие, артельщики, воины городской стражи, подмастерья, два кузнеца, лодочник, бондарь и прочая, и прочая, и прочая.
Перемигивались, смеялись вслед. Только что пальцами на «приказчика Якоба» не показывали! Говорили, что сей незадачливый молодой человек с известными целями познакомился с одной юной собой, переодетой в мужское платье, и эта сладкая парочка подалась в одну имеющую соответствующую славу таверну, где и предалась любви… Закончившейся весьма тривиально – юная особа ловко опоила своего кавалера, а потом и ограбила до нитки, не побрезговав ни старым плащом, ни беретом.
– Эх, Якоб, Якоб, – старший приказчик Михаэль Киске едва удерживался от смеха. – Ты вот, по виду, человек опытный, ушлый. И так глупо попался! Ну, у нас бы про эту девку спросил…
– Так вы что же, ее знаете?
– В таверне узнали. Марта ее зовут, отравительница она и ведьма!
– Ведьма? – вот тут Бутурлин по-настоящему удивился и покачал головой. – Да быть такого не может!
– Еще как может! – не выдержав, хохотнул Михаэль. – В прошлом году ее приговорили в Нарве к костру. Не за красивые глаза, как ты сам понимаешь.
– К костру…
– Да-да! Но сжечь не успели. Злодейка заговорила стражников и улетела из крепости на метле!
Никита Петрович недоверчиво хмыкнул:
– Неужели – на метле?
– Сам комендант крепости лично видел! И все его солдаты. И пастор еще.
Ну, что на такое скажешь? Никита Петрович лишь тяжко вздохнул. Судя по тому, что сия ведьмочка проделала с ним – могла и на метле, очень даже!
По краям тракта тянулись чахлые лифляндские леса, тут и там перемежаемые серыми громадами замков, возведенных еще во времена крестоносцев. На полях кидали скирды местные крестьяне.
Здесь, в Лифляндии, как и в лежащей чуть южнее Латгалии (ныне принадлежавшей Польше), свободных, ни от кого не зависящих хлебопашцев уже практически не осталось, все уже стали крепостными, барщинными либо чиншевыми. Барщинные крестьяне работали на хозяина не покладая рук, чиншевые же платили высокий оброк – чинш – как продуктами, так и деньгами. Причем некоторый оброк обязаны были платить и барщинные, а чиншевые в обязательном порядке отрабатывали своему господину во время уборки урожая и молотьбы, их согласия на это, разумеется, никто не спрашивал. Кроме того, крестьяне платили налог государству с каждого двора и налог на содержание армии. Еще необходимо было содержать священнослужителей и церкви, а кроме того – нести множество повинностей, из которых, пожалуй, самой обременительной для сельского люда была гужевая – доставка в Ригу продуктов, производимых в поместьях.