- Это похоже на правду, - признал Ратинус. - Хотя, по моему разумению, для подобных целей больше подходит женская плоть, поскольку именно женщина была сотворена последней, а значит, более чистой, причем сотворена не из земли, а из уже очищенного материала - ребра мужчины. Остальное возражений не вызывает. Я поздравляю тебя!
- Ты ничего не понял! - простонал Стефан. - Я не нашел путь, я потерял его! Чтобы создать гомункулуса, надо убить человека!
Слово "лаборатория" означает место, где работают. И как бы ни были обширны залы, темны и прохладны погреба, хитро устроены отражательные и воздушные печи, все это нельзя назвать лабораторией, пока не одушевил их вдохновенный труд алхимика.
Стефан Трефуль сидел один, оглядывая непривычно чистую комнату. С утра он приказал навести здесь порядок, и вот инструменты до блеска начищены золой, посуда перемыта и разложена по высоким полкам, пережженные в прах куски металла, осколки стекла, иной мусор - выметены. Кристина, весело напевая, обмела покрытые жирной копотью лохмотья паутины, вытерла пыль, и теперь Стефан не узнавал комнаты, в которой провел годы.
Посреди зала в центральном анаторе с трудом помещается небывало огромный аламбик, многогорлый, толстостенный, с великими муками выдутый враз пятью ремесленниками по заказу Стефана. Такая махина может послужить яйцом философов, но она пуста и чиста немыслимой звенящей чистотой. Стефану Трефулю нечего положить туда - микрокосм происходит лишь от недоступных прозрачнейших эссенций, очищенных человеческим телом.
Туго натянут желтый шелк на фильтрах, вертушка карусели, ускоряющей седиментацию, смазана маслом и тускло блестит, промытые бычачьи пузыри ожидают веществ для тонкого растворения. А посреди стола тяжко стоит огромная ступа, вырезанная из цельного агата. Все готово и ждет только прихода демиурга. Но демиург не придет, поскольку, прежде чем микрокосм сможет появиться в яйце, надо бросить под каменный пест живого человека.
Дверь, тонко скрипнув, приотворилась. В комнату скользнула Кристина.
- Почему ты здесь? - удивился Трефуль. - Тебе давно пора быть дома. Рассуди, что подумают люди, и что скажет твоя мать?
- Мастер, - серьезно сказала Кристина, - что могут говорить о дочери акушерки? А матери скорее всего тоже нет сейчас дома.
- Ты же знаешь, - промолвил Трефуль, - что я забочусь о твоей судьбе. Ты моя племянница и, когда захочешь, сможешь составить замечательную партию...
"Жаль, что Пьер так молод, - подумал он, - будь иначе, мне не пришлось бы беспокоиться сейчас о неведомых воздыхателях".