Она еще не знала, что с этой минуты обречена понимать других людей и, значит, навсегда останется одна.
Зимнюю сессию Марина сумела спихнуть досрочно и уже на следующий день мерзла в нетопленной электричке, спешащей прочь от города. Дорога до деревни была хорошо укатана, а дальше приходилось пробивать лыжню по нетронутой снежной целине. Особенно тяжело было в лесу, где снег лежал такими огромными и пушистыми холмами, что лыжи тонули в нем и не помогали, а мешали двигаться. За два часа Марине не попалось ни одного человеческого следа. Не было следов и возле избушки, перед дверью намело сугроб, ее пришлось откапывать концом лыжи.
Избушка встретила холодом и непривычным порядком. Бабушки нигде не было. А посреди стола лежало составленное у нотариуса завещание, согласно которому дом и все имущество отходили "внучке моей Машеньке - Шубиной Марине Сергеевне".
На третий день приехала мать. Она вошла в дом со скорбным выражением на лице, держа в руках заранее приготовленный платочек, но, увидев, что в избушке нет никого, кроме Марины, сразу же обрела деловитую уверенность. Не говоря ни слова, обошла горницу, поколупала ногтем стены, неодобрительно покачала спинки стульев.
- Труха! - наконец заявила она. - Все можно выкидывать. Дом удастся продать рублей за восемьсот, сейчас такие дачки в моде, я уже покупателя присмотрела. А вещи никуда не годятся, вот только взглянуть, где-то платок должен быть пуховый. И еще иконы, они теперь в цене... - мать направилась к бабушкиной божнице.
- Не смей!.. - свистящим шепотом выдохнула Марина.
- Что?.. - мать обернулась.
Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза, стояли, не двигаясь, и с лица матери сползало выражение трезвой озабоченности, и пятнами выступал страх. Неизвестно, что почудилось ей, но вдруг она ойкнула, попятилась, а потом, тихо взвыв, метнулась в сени и дальше на улицу. Только там к ней вернулся голос:
- Ведьма!.. - заголосила она и, проваливаясь по пояс в снежные заносы, бросилась прочь.
Марина сухими глазами смотрела, как барахтается в снегу эта чужая женщина.
В город Марина вернулась через неделю. О бабушкином наследстве больше не было сказано ни слова. Но именно с этих пор Марина усвоила в отношении матери злое словечко "мамаша" и перешла к оскорбительному для родителей обращению на "вы".
А мать как-то сразу сникла, здоровье ее хизнуло, из цветущей женщины, на которую даже молодые люди на улице порой оборачивались, она в одночасье превратилась в сгорбленную, морщинистую старуху. Она мгновенно растеряла аристократические замашки, перестала заботиться о внешнем блеске, стала нечистоплотной, приобрела способность непрестанно жаловаться и брюзжать.